Счастье волков

Афанасьев Александр

– И что вы предлагаете?

– Мэм, Карлтон Кросс изначально контрразведчик, и он помешан на русской угрозе. Ему следовало бы родиться на сорок лет раньше. Нужна вторая группа с совершенно другой задачей – установить потенциального информатора, выйти на него или помочь ему выйти на нас и перевести отношения на долгосрочную основу. У нас давно не было таких возможностей в регионе.

Директор медленно кивнула:

– Допустим. И кто будет супервайзером в этой команде?

– Я сам, мэм.

– Вы?

– Да, мэм. Это должен быть человек рангом не ниже Карлтона, способный его остановить, если он начнет махать саблей.

– Мне это не нравится, – заявил Бутч, – у нас оголяется

направление работы здесь, и довольно важное направление. А в Стамбуле у нас получается конфликтная ситуация.

– Мэм, что касается первого, я все равно собирался идти в отпуск. Почему бы его не провести в Стамбуле? С текущими делами в инспекции хорошо справится Бренда, в конце концов, я готовлю ее на смену, надо дать ей шанс – почему бы и не сейчас. Что касается конфликта – да, он будет. Но лишь потому, что Карлтон забывает, для чего существует СИС. Мы существуем для того, чтобы добывать информацию, а не для того, чтобы бороться со шпионами в своих рядах. И если одно будет противоречить другому – возможно, придется пойти на какой-то риск и принять правильное решение. А это может сделать только старший офицер компании.

– Мне нравится то, что вы говорите, Грегори, – сказала директор, – подбирайте команду и отправляйтесь в Стамбул. Но я даю вам месяц, не больше. Ровно столько составляет ваш отпуск с дополнительными днями… верно?

Поднимаясь из-за стола, Сойерс заметил ненавидящий взгляд своего начальника…

14 сентября 2020 года

Средиземное море

Недалеко от побережья Ливана

Нет, все-таки до чего мерзкая посудина.

Говорят, она когда-то была у русистов в Черноморском флоте, а потом ее продали. Потом еще раз продали. И еще раз. И ни один из хозяев не озаботился ремонтом – просто старался вкладывать как можно меньше, а выдернуть как можно больше. Потому-то за двадцать лет судно пришло в совершеннейшую негодность.

Хорошо еще, что не тонет, как-то везет…

Хотя Абу Абдалла аль-Руси просто нервничал… нервничал, как никогда еще в жизни не нервничал. Ведь цель была так близка.

Получил при рождении имя Михаил и фамилию Иванов – он родился и вырос в неприметном городке в отдаленном шахтерском районе Тульской области. Нищие, вросшие в землю халупы на фоне терриконов пустой породы – Тульская область никогда не имела таких лоббистских возможностей, как Донецкая, и девятиэтажек в шахтерских городках тут испокон не было. Да, в Тульской области и шахты были, уголь когда-то добывали. Потом уголь стал родине не нужен, шахтеры сбухались.

Отец Миши Иванова умер от пьянства, когда Мише было шестнадцать. Накушавшись с бывшими товарищами дешевой бормотухи, он приходил домой и начинал вымещать на семье свою беспросветную злобу. До пятнадцати лет отец бил семью. После пятнадцати Михаил стал избивать пьяного отца. Здоровье родителя, и так подорванное бормотухой, окончательно дало трещину, и он вскоре умер, выпив напитка с ласковым названием «Троя». Хоронили всем городком. На поминках перепились.

Михаил не мог дождаться того времени, когда его возьмут в армию. Крепкого паренька, да еще добровольца, приписали к десанту.

В десанте он показал себя хорошо, получил направление в Рязанское воздушно-десантное… и, может, если бы жизнь повернулась иначе, освобождал бы Алеппо в составе спецназа ВДВ. Но министром обороны стал мебельщик, и тысячи молодых офицеров выкинули за ненадобностью. Квартиру тоже не дали – не выслужил. Пришлось возвращаться в замызганный поселок, где тихо и незаметно жили и умирали потерявшие человеческий облик люди.

Как-то раз Михаил встретил сослуживца, он был татарином по национальности, его тоже обучили и выкинули. Он пригласил Михаила

на молитвенное собрание в Тулу. Михаил думал, что это Свидетели Иеговы. Оказалось, Хизб-ут-Тахрир.

Так Михаил нашел смысл жизни. Он понял, что спасти Россию можно, только если установить в ней законы шариата. Тогда все перестанут пить. Тогда у всех появится цель.

В две тысячи двенадцатом государство вспомнило об умирающем шахтерском поселке – кто-то сообщил, что на заброшенных терриконах и в брошенном здании шахтуправления кто-то регулярно стреляет. Прибыли сотрудники ФСБ. Но бывшего десантника они взять не смогли. Он выселился в Турцию, почти сразу перешел границу с Сирией и встал на джихад. Тогда он еще только разгорался…

Сначала был в отряде Абу Баната – бывшего дагестанского милиционера, который зверствовал так, что Аль-Каида исключила его из своих рядов и объявила, что Абу Банат вышел из ислама. Потом Михаил присоединился к Исламскому государству – группировке, в которой число русскоязычных доходило до тридцати процентов от общего числа бойцов.

Исламское государство было большим, чем просто еще одна террористическая организация. Ее создали бывшие офицеры армии и спецслужб партии БААС, ее иракского отделения. После гибели Саддама они искали способ вернуться к власти – и нашли его. В отличие от Осамы бен Ладена основатели Исламского государства искали ответы на вопросы, как победить неверных, не в Коране и хадисах, а в трудах Маркса, Ленина, Троцкого, Бакунина, Гитлера, Гиммлера [5] . Некоторые из шейхов ИГ даже не совершали намаз.

5

Есть закрытые исследования. Они показывают, что основатели Исламского государства хорошо знакомы с теорией марксизма-ленинизма и русскими практиками революционной борьбы. Оно и неудивительно, если учесть, сколько офицеров иракской армии закончили советские военные училища и изучали научный коммунизм. Что касается нацизма – основатели партии БААС (арабского социалистического возрождения) многое почерпнули из трудов Гитлера и Гиммлера. В шестидесятые и семидесятые годы иностранцы на Востоке носили портрет Гитлера на случай беспорядков. Толпа, стоило ей показать портрет Гитлера, проникалась дружескими чувствами.

Исламское государство – первая структура в исламском мире, которая провозгласила, что умеренный, не поддерживающий ИГ мусульманин – хуже неверного и его надо истребить в первую очередь. Никогда до этого и никогда после этого никто не осмеливался провозгласить врагами мусульман других мусульман. Даже шииты, хоть и считались заблудшими, но все равно самые радикальные группы считали, что их надо наставить на путь истинный, привести к истинному исламу, но не убивать. И только ИГ провозгласило, например, истребление шиитов более важной задачей, чем нападения на неверных.

Но риторика ИГ, в которой отчетливо слышался отзвук ленинских речей, который был мастером разъединяться, отлично легла на иракскую почву. Ирак был искалечен гражданской войной 2005–2008 годов, в которой в межконфессиональной резне погиб миллион человек – каждый тридцатый житель Ирака. Она отлично легла и на сирийскую почву, где алавитское меньшинство столковалось с Ираном и доминировало над суннитским большинством. Оно пришлось по душе суннитам Ирака, которые испытывали угнетение от действий иракского премьер-министра, шиита Нури аль-Малики, и готовы были начать новую гражданскую войну. Все эти люди услышали в речах лидеров ИГ то, что думали они сами, но боялись выйти из ислама, сказав. Оказалось, что можно убивать мусульман и оставаться при этом мусульманином.