Счастье возможно: роман нашего времени
Шрифт:
– Наверное, я поехала… – прошептала она, оглянувшись на свою машинку.
Та безмятежно дремала, уткнувшись мордочкой в крыльцо.
– А как же твоя папочка? – возразил я. – Ведь она у меня осталась.
– Тогда… тогда давай поднимемся.
– За папочкой?
Марина вздохнула:
– За папочкой.
Я уверен, что сцену нашего непрощания наблюдал Насир, потому что подъездная дверь приглашающе запищала раньше, чем я приложил к ней свой ключ-таблетку. Мы поднялись ко мне и нашли розовую папочку. Марина достала из нее «мой» листочек и сразу же занесла в него данные, полученные во время прогулки.
– Пока не
Что было потом? Потом Марина, вздохнув, согласилась со мной поужинать. Ужин был романтический, с бутылкой чилийского вина. Я пил, и она пила, так что вздыхай не вздыхай, а за руль Марине было уже нельзя. После ужина она пошла в ванную, а я в спальню – готовить постель для постельных сцен.
Что это такое, постельные сцены, читатель в большинстве своем осведомлен, поэтому ремарки я опущу, а воспроизведу только наши диалоги.
Сцена первая
Марина (блаженно): Какой славный мне попался клиент!
Я: Называй меня лучше партнером.
М.: Конечно же, мы партнеры. Квартира твоя уйдет – ты даже не сомневайся.
Я: Милая, давай о личном…
М.: Я о личном. Мне так легко с тобой… Ведь ты не представляешь, какая у нас взбалмошная клиентура: все нервные, подозрительные, не знают, чего хотят…
Я: Ну я-то знаю, чего хочу!
Сцена вторая
Я (блаженно): Какой славный мне попался агент!
М.: Скажи еще раз…
Я: Какой славный…
М.: Какие приятные слова… Слышал бы ты, что о нас, риелторах, говорят в народе.
Я: Они не знают вас с лучшей стороны.
М.: Представляешь, нас даже путают с застройщиками! Считают хапугами, жирующими на росте цен на недвижимость.
Я: У тебя нет ни сантиметра лишнего.
М.: Спасибо… Они думают, что могут все делать сами, без нашей помощи.
Я: Я сам не хочу – только с тобой. Иди ко мне…
Сцена третья
М. (блаженно): Устал?
Я: Немного. А ты?
М.: Это не усталость. Вот, бывает, придешь домой, выжатая как лимон, и думаешь: на кой мне все это сдалось… Особенно «паровозы» выматывают.
Я: Какие, милая, «паровозы»?
М.: Сделки, связанные со множественным обменом. Одной квартиры на другую, другой на третью… Масса нюансов, которые надо увязать. Случись в одном звене нестыковка, и посыпалась вся схема.
Я: Какие же нервы вам надо иметь!
М.: Нервов нам иметь как раз не положено. Попробуй ты, имея человеческие нервы, оформить согласие от органов опеки и попечительства! Представляешь, иногда одни и те же процедуры в соседних округах осуществляются по разным правилам.
Я: Взятки, поди, приходится давать?
М.: А ты как думал? Живем-то в реальном мире.
Я: А я с тобой чувство реальности теряю.
М.: Я с тобой тоже…
Сцена четвертая
М. (сонно шутит): Все, больше мне не звони…
Я (тоже): До связи…
На этом занавес упал, и больше в ту ночь никаких сцен не происходило.
И была еще сцена расставания – утром следующего дня, сразу после
Спустя два часа мы с Филом уже драпали из Москвы на дачу. Там, в Васькове, я и просидел с выключенным мобильником до конца октября. Марина со временем, конечно, поняла, что обманулась во мне, но я, видимо, попал все-таки в какую-то риелторскую базу данных, потому что мне до сих пор иногда звонят и приятными женскими голосами осведомляются, не желаю ли я продать квартиру.
Будка диспетчера
Мы часто уподобляем город живому организму. И это правильно, потому что у него есть артерии, нервы и органы. Город, как и все живое, сложно, непостижимо сложно устроен. Он дышит, питается, производит отходы – следовательно, он и вправду природное существо. Но раз так, то город не может, как утверждают некоторые, быть созданием человеческого гения, пускай даже совокупного. Во-первых, ничего природного человек создать не в состоянии, а во-вторых, никакого совокупного гения не бывает. Есть только разные учреждения и организации, которые не всегда знают, как сами-то функционируют.
Правда, говорят, жил в Москве один гений, не совокупный. Это был уникальный специалист по канализационным сетям, чародей и маг своего дела. Невероятным образом он чуял под землей сливные трубы, даже те, которые не указаны ни на каких схемах. Без консультации с ним в Москве не начинали рыть ни одного котлована. Но потом спец состарился, ушел на пенсию, и другого такого нет. Заметим, однако, что даже этот уникум понимал только в канализации, а ведь в городе есть еще множество систем и коммуникаций под-, и на-, и надземных; в эфире и то все частоты заняты.
Но если мы признаём, что город – это живой организм, то мы должны признать его тварное происхождение. Более того – нам придется уступить ему свой приоритет и признать, что не мы, человеки, а город является венцом творения. Потому что мы хотя и тоже организмы, но являемся лишь частичками города, а часть не может превосходить целое. Богоподобны не мы, а наш город. Он – вершитель наших судеб и хозяин наших воль. Без него мы погибнем или в лучшем случае одичаем. Без него мы не были бы теми, кто мы есть. Юрий Михайлович не стал бы мэром, Василий Степанович – водителем троллейбуса, а я – писателем. Вы, уважаемые читатели, не стали бы читателями, так как без города не существовало бы метро.
И то, что жена Василия Степановича, Раиса, работает железнодорожным диспетчером, тоже город устроил. В детстве Рая мечтала стать заведующей каруселями в парке культуры, потом еще кем-то, но только не диспетчером. Однако, как водится, город имел на нее свои виды, и в этих видах ему угодно было поселить Раю с папой и мамой поблизости от товарной станции. Сами ее родители железнодорожниками не были (они оба трудились на каком-то заводе) и рано умерли. Но незадолго до своей кончины мама успела дать дочери полезный совет.