Счастье за дверью
Шрифт:
Быстро вскочив с дивана, я опять бросилась в ванную, там на меня из зеркала снова испуганно смотрело мое взъерошенное отражение, собственной персоной. Почему-то я снова испугалась, что в зеркале увижу свою тётю Аню из Балашихи, хотя вчера ночью я и убедилась, что мои опасения оказались напрасными. Нет, тут все было в порядке, как и вчера. В тётю Аню я не превратилась. Меня перепутали с тётей только потому, что все так совпало. Просто на площадке свет вечером не такой яркий, а Димка вообще, никогда внимательным не был, баба Клава была без очков, стало быть, ее подвело зрение. Так! Нужно срочно во что-то переодеться! Не могу же я ходить в одежде из двадцать первого века! В конце восьмидесятых тётя Аня так не одевалась. Да и мода тогда была совсем другая. Только умоюсь сначала, смою, слегка размазавшийся за ночь макияж, душ приму. Интересно, как мне жить дальше? Вот беда-то на мою голову свалилась!
Глава 7
Переодевшись
На кухне, в холодильнике нашлось немного еды, и я с благодарностью подумала о тёте Ане, что она не дала мне умереть голодной смертью. Присутствие в холодильнике продуктов говорило о том, что она здесь недавно побывала. В морозилке даже курица лежала, синеватого такого цвета, с длинными мосластыми лапами. Курица ничем не походила на бройлеров из моего настоящего времени. Но я помню, что такие неказистые отечественные куры были гораздо вкуснее тех, что я покупала в последнее время в наших, переполненных продуктами, магазинах. Держа за мороженые лапы перед собой курицу, я еще некоторое время с умилением разглядывала чудо советского птицеводства, затем бережно вернула ее в морозилку, решив, что мне сейчас не до курицы, да и варить ее нужно долго. Нескольких кусочков сыра и полбутылки молока вполне хватило, чтобы я почувствовала себя сытой. Жалко, что хлебница была пустая. Молоко было не кислое, куплено недавно, довольно вкусное. Я полюбовалась на стеклянную молочную бутылку и сполоснула ее. В те времена, кажется, бутылки сдавали. Не помню, так как самой мне сдавать бутылки не приходилось. Наверное, их сдавала мама. Так, а если тётя оставила работающий холодильник, то значит, она рассчитывала скоро вернуться. Тут я неожиданно вспомнила, что тем же летом восемьдесят девятого, тетя Аня училась на каких–то курсах повышения квалификации в Москве и задерживалась здесь не на один день. Это уже сложнее. Судя по тому, что в эту ночь она не ночевала в квартире, то курсы или закончились, или она ненадолго поехала к себе домой и может вернуться в любую минуту. Нужно быть осторожней. Да и заметит она непременно, что некоторые продукты из холодильника исчезли. Хорошо бы восполнить съеденное и выпитое мною.
Прибрав за собой на кухне, я пошла в гостиную порыться в стенном шкафу – нужно же было найти хоть немного денег, без них человек еще не научился обходиться. Коммунизм, как известно, тоже так и не наступил. В моей «детской», можно было не искать – там ничего интересного не было. Я еще вчера заглянула туда, но ничего впечатляющего для себя не увидела. Все, что представляло для меня интерес в те годы, и казалось, что без этих вещей мне никак не обойтись, я перетаскала постепенно тогда в Ленинград. Мы же с мамой частенько приезжали в Москву. По крайней мере, в мои каникулы и некоторые праздники. Я тщательно проверила шкафы, почему-то ощущая себя воришкой, но утешая себя тем, что нахожусь в своей квартире и ищу семейные деньги, а не чужие. Мои поиски увенчались успехом, только не в гостиной комнате. Деньги я нашла на холодильнике в кухне. Каким–то непостижимым образом вспомнила, что, приехав как-то на майские праздники вместе со мной, мама говорила тёте Ане, что деньги на оплату квартиры и непредвиденные расходы, она оставит как обычно – под деревянной хлебницей.
Там еще оставалась приличная сумма – аж сорок пять рублей! Они были аккуратно завернуты в целлофановый пакетик. Видимо, мама недавно приезжала и пополнила заначку. Я помню, что тогда это были очень приличные деньги. Поразмыслив немного, две синие пятерки и зелёненькую трёшку, я сунула к себе в сумочку, остальные положила на место, если останется – всё верну. Глупо, конечно, надеяться, что тётя Аня не заметит, что денег стало гораздо меньше, но и без денег я здесь ходить не могу. Мало ли что.
Я посмотрела в окно и увидела, что во дворе полно народу, день уже разгорелся вовсю. Особенно людно было на детской площадке. Все как в современном мире, только на площадке нет яркого игрового комплекса, состоящего из горок, качелей, карусели и так далее, установленного в моем времени, здесь все попроще – в основном деревянное и незатейливое. И автомобилей, припаркованных во дворе, гораздо меньше. Это в наше время, стоит немного вечером задержаться, и машину ставить уже негде. Приходится нарезать круги, чтобы найти местечко для парковки, порой местечко отыскивается далековато от родного подъезда, а потом приходится переживать: как там машине моей стоится?
На подоконнике кухни я обнаружила подсыхающую герань в нарядном глиняном горшочке, наверное, тётя Аня забыла про цветы, а соседи не заходили, раз она жила в это время здесь. Я полила герань, проверила и напоила цветы на подоконниках в гостиной и «моей», детской комнате, затем стала думать, что мне делать дальше? Само собой, что первым делом нужно постараться вернуться в свое время, не могу же я тут оставаться! А как мне это сделать? Я совсем не представляю, что нужно для этого предпринять. А вдруг я обречена остаться в своем прошлом? Тогда мне нужно будет всю жизнь скрываться, как преступнику, потому что нас здесь две Синичкиных Кати: я сорока двух (ну, почти) лет из будущего, и шестнадцатилетняя девочка. Кстати, не нужно забывать, что совсем скоро, в начале июля, я тогдашняя, должна вернуться из Ленинграда вместе с мамой, чтобы сдавать экзамены в архитектурный институт. Не могу же я объявиться к ним, чтобы легализоваться. Уму непостижимо, как можно воспринять явление человека из будущего, да еще уверяющего, как будто он ваш родственник, а то и ты сам. А для Кати–подростка, то есть, меня тогдашней, это может вообще сказаться неизвестно чем. Так что это просто невозможно.
Выбор института решился из–за моего увлечения красотами архитектурных сооружений Ленинграда. Мне хотелось заниматься в будущем вопросами реставрации старины. Папа, а он сыграл одну из решающих ролей в моем выборе, одобрил мое решение. Он сам в свое время выбирал между профессиями архитектора и военного. Желание стать офицером и служить в армии, перевесило. Папа решил поступать в военное училище и связать дальнейшую жизнь с армией. А любовь к архитектуре у него осталась и, видимо, передалась мне. Брат мой Антон всегда хотел стать врачом, поэтому учился в медицинском, альтернативы для него не было. Врачом, в свое время, был мой дед с маминой стороны, это он заинтересовал внука медициной. Папа даже обижался, что его единственный сын не захотел пойти по его стопам – не стал военным. Надеялся, что Антон будет учиться хотя бы на военного врача, но сын поступил в гражданский медицинский институт. А я вот уперлась, что буду учиться только на архитектора и все! Мама не особенно одобряла мой выбор, считая, что в архитектурный поступают в–основном мужчины и пыталась отговорить меня, подавать документы на «мужскую», по ее словам, специальность. Уговаривала меня тоже поступать в медицинский, как Антон, или в педагогический, как она сама когда-то сделала, но я этого совсем не хотела. Я тогда была довольно упряма и упорна в своем выборе и ничьих аргументов категорически не признавала. В конце концов, мама смирилась и сказала, что на время моего поступления в институт, она тоже со мной вернется в Москву. Уговорить меня поступать учиться в Ленинграде им не удалось потому, как Боря намекнул мне, что его могут перевести с Дальнего Востока ближе к Москве, в Кубинку. Это и решило мой упрямый выбор. Конечно, о главном моем аргументе учиться именно в Москве, а не Ленинграде, я родителям не говорила. К тому времени молодому лейтенанту пришла пора возвращаться в свой гарнизон, а мне – ехать с мамой домой, в Москву. Мама собиралась в конце лета вместе с папой вернуться обратно в Ленинград, а ко мне должна была приехать бабушка, чтобы дитятко, то есть я, живя без родителей, не понаделало глупостей.
Бабушка и приехала в сентябре, до этого закончив дела с огородом в деревне. Мама вернулась с отцом в Ленинград, как только стали известны результаты сдачи вступительных экзаменов и были вывешены списки поступивших в институт. У папы как раз подошел к концу отпуск. Тогда я, каким–то чудом, умудрилась с первого раза поступить-таки в архитектурный институт. Началась моя студенческая жизнь. Боря, как и обещал, перевелся в Кубинку, только это случилось не быстро, как нам хотелось бы, а лишь весной. До этого мы только переписывались и разговаривали иногда по междугороднему телефону. Я ждала его к Новому году, но Боря приехать не смог.
Мне было интересно полистать фотоальбомы, лежащие в шкафу, они вернули меня в мое детство и юность. Между прочим, многие из этих снимков находится сейчас со мной в моем современном мире, по крайней мере то, что мама не увезла с собой в деревню. Я включила телевизор, пощелкала переключателем. Везде показывали примерно одно и то же: прошедший не так давно первый съезд народных депутатов, коротко говорили о волнениях на угольных шахтах. Мелькнуло лицо Ельцина. Вспомнили об аварии на подводной лодке «К–131». Ничего позитивного. Все как в моей современности – не успеешь проснуться, включить телевизор, чтобы быть в курсе новостей, как на твою голову опрокидывается вагон устрашающей информации: там убили, здесь захватили, тут отняли, угрожали, избили, арестовали. А еще аварии, катастрофы, свержения и так далее. Лучше и не включать телевизор с утра вовсе. Зато в телевидении прошлого есть большой плюс – не мелькает постоянно, надоевшая всем, реклама. Я посмотрела еще немного и выключила телевизор. Мне захотелось немного повспоминать о своем прошлом, и я вновь вернулась к фотографиям.