Счастье
Шрифт:
Когда музыка оборвалась, и темная эта комната наполнилась непривычной, звенящей тишиною, тогда Виталий вскочил - движение его было какое-то неестественное, мертвенное, призрачным рывком метнулся он туда, где сокрытый тенями, таился магнитофон. И тогда Виктор вскочил, и громким голосом настойчиво проговорил:
– Нет - постой. Слышишь, Виталий, я тебя прошу - не переворачивай на другую сторону. Это надо прекратить, ты должен выслушать меня...
Но Виталий не слушал его - дрожащими руками он стал вынимать кассету - он так волновался, что даже и в руках ее не удержал - она упала на пол, он же склонился за нею, и слился со сгущающимся там мраком, стал подобен черному нечто, копошащемуся у пола. И в то время пока он искал кассету, Виктор ощупью нашел ведущий от магнитофона провод и выдернул его из сети, тут только понял, что щеки его еще мокрые, вытер их. Повернулся к Виталию, и решительным, чеканным голосом (хоть и не малых трудов это ему стоило), принялся выговаривать:
– Мы должны поговорить. Я не затем пришел, чтобы...
Но тут на улице раздался резкий, довольно громкий хлопок - должно быть, детвора баловалась - и тут же, в ответ на этот хлопок настойчиво забибикала, захрюкала, завизжала сигнализация у машины; и еще где-то в отдалении стал заводится, закряхтел двигатель мотоцикла.
– Довольно, довольно...
– проникновенным, молящим голосом, произнес тут Виталий, и тем же дрожащим голосом, продолжал молить.
– Пожалуйста, пожалуйста - включи магнитофон. Я не могу слушать эти звуки... Ты разве не понимаешь - они меня с ума сводят... Пожалуйста, пожалуйста...
– Тебя эта музыка с ума сводит. Да уже и свела! Выбросить эту кассету надо...
– Нет!
– громко вскрикнул Виталий, и тут же зачастил.
– Нет, нет - ты не посмеешь. Да я и не дам тебе!.. Я же драться буду - ты так и знай, что я драться буду. Нет! Нет!
– Черт с этой кассетой, но ты...
– Включи магнитофон, я молю... Я не могу эту дисгармонию слушать - этот скрежет - это же ад там... Ад!..
– Там весна...
– Включи, включи!
И тут Виталий оттолкнул Виктора, прорвался к сети - включил. Музыка заиграла в то же мгновенье, так как он уже успел вставить кассету и нажать кнопку воспроизведения. И как только эта музыка заполнила комнату, на лице Виталия вновь появилось успокоение, вновь он отступил во мрак, и почти слился с ним. Виктор чувствовал, что сейчас вот вновь опустится на диван, и вновь будет глядеть в черноту, вновь чувствовать дрожь, а потом, неведомо через сколько времени, вновь очнется весь покрытый темными прикосновениями слез.
– Ты должен, по крайней мере, сделать эту музыку потише. Я так не могу говорить. Виталия, я настаиваю...
– Хорошо, я сделаю потише. Но не проси больше, чтобы я выключил магнитофон...
– Ты что же и засыпаешь под нее?
– Да - ты же знаешь.
– Поверить трудно. Эта музыка тебя скоро в могилу сведет.
– Нет - не от дьявола она - от неба. Это вы все у дьявола! За окнами ваш ад - суета сует, тленная...
– Прекрати! Что ты! Какой дьявол, какое небо, какой ад! Виталий, опомнись, ты же бредишь. Ты же не можешь все это говорить серьезно.
– Говорить серьезно?.. Ну, давай, скажи мне что-нибудь серьезное. Раз уж ты пришел, так не обойтись без проповеди. Давай, начинай свою убедительную речь, хотя я уже и знаю в ней все.
– Чтобы речь звучала более убедительно, ты, прежде всего, должен открыть окна. Тогда ты и сам увидишь...
– Я уже достаточно навидался, да и наслышался. Ну, раз уж тебе так не терпится, раз уж ты такой уверенный, что знаешь истину, что и ты, и все там прыгающие, гогочущие за этими окнами - все живут как и надо жить, так давай-давай. Только быстрее пожалуйста...
– Опять один хочешь остаться? Ты, ведь, целую неделю так никого и не видел?
– Нет, не видел. А ты видел?.. Ну и что из того?.. Прежде чем проповедовать учти одно - я здесь живу гораздо более полной жизнью чем ты там. Вот ты шел куда-то, напряженно размышлял о чем-то, общался с кем-то, смеялся, ржал... Ты видел какие-то образы - деревья, небо, пташек - ну а здесь все это время сидел на диване.
– Ну и что? Это по твоему нормально. Значит, по твоему, все люди должны усесться в темных комнатах на диванах, слушать такую вот музыку, глядеть во мрак, воздыхать, воздыхать, воздыхать... Этак они скоро в мумий превратятся. Да и кто ж такую музыку будет сочинять, когда все они без дела сидеть будут? Кто ж им эти квартиры темные построит? Да ладно - что там музыка, квартиры не надолго ж их без еды то хватит. Ты то как часто подкрепляешься, чтобы хорошенько пострадать?..
– Я часто забываю про еду. Иногда ем, понемногу...
– Ну хорошо-хорошо - ты то почти ничего не ешь. Знаю, как живешь - сидишь так сидишь, потом раз в месяц напишешь стих иль два, иль три. Что же - опять я - несу в нашу газетку, тебе какой-то гонорарчик - при твоем питании на целый месяц хватает. Да пенсионеры так не питаются! А тебе двадцать лет... Я тебе между прочим колбасы и хлеба принес. Заварил бы что ль чайку...
Виктор старался говорить как можно более быстро, чтобы музыка не ворвалась в тот поток жестких, волевых мыслей на который он себя настроил.
– Нет, я не хочу ничего...
– прошептал Виталий, который отошел к колонке, и слушал больше тихо играющую сейчас музыку, чем Виктора.
– ...Витя, ты почему так нервничаешь?.. Витя, ты без этих долгих речей просто объясни мне, чего хочешь. Так скорее выйдет...
– Ты уже давно знаешь, чего я хочу. Хочу, чтобы ты стал нормальным человеком...
– Что такое нормальный человек?..
– А! Вопрос то не нов. Каждый, который болен, как его попытаются вылечить, сразу иглы выставляет - а что мол такое нормальный человек? Это ты то нормальный, это ваше то общество нормальное?.. Да нет, нет - это вы все дураки, а я один нашел истину.
– Витя, Витя - что же ты все нервничаешь? Мне жалко тебя, мне всех вас жалко. Ты музыку эту послушай... Витя, я же никому не проповедую, я никому не указываю, что надо делать. Я просто...
– Что "просто" - может, хочешь сказать - "счастлив".
– Да - я счастлив. Я счастлив. Счастлив... Ведь не в смехе счастье, верно? У вас то смех у большинства нервный, с истерикой граничащий. Да и все, что вызывает смех - все тленное, всему свойственно забываться.
– Но это жизнь...
– Опять эти общие слова. Они не к чему не ведут, и все равно каждый останется при своем... Давай лучше послушаем музыку...
– Нет-нет. Давай говорить дальше. Ты ведь даже не пробовал той жизни и не можешь говорить, что она хуже этого уныния. Сидишь здесь от всего закрывшись, словно в темнице. Это же наказание такое - преступника в тюрьму сажают, от общества изолируют.
– Не обязательно пробовать совершать убийство, чтобы понять, что это плохо. Но я пробовал той жизни - с меня довольно. Преступника не изолируют, преступника смешивают со всякими иными мерзавцами, и в том среде он живет по самым примитивным законам - там не изоляция, там полная противополжность ей. Там, в тюрьме, самый ад - там бы я действительно сошел с ума. Изоляция о которой ты говоришь - это святые отшельники, старцы. Знаешь небось - до сих пор у Киево-Печерской лавры остались подземные склепы, где они в тишине, да во мраке жизнь свою проводили, на своем внутреннем мире сосредотачивались их святыми всегда почитали. И те склепы, и эту вот комнату ни шагами мерить - вся бесконечность в них. Ведь там у вас за окнами - все иллюзии, видишь ты стены бетонные, а иногда простор полей, а иногда звезды, космос (частичку его, точнее) - ну и что? Понимаешь ли ты, зачем ты это видишь? Можешь ли ты до этих звезд дотронуться?.. А здесь у меня, в моем воображении, все мировоздание, все могу постичь, только не интересует меня это, ни к чему все тлен, суета. Здесь я живу, по настоящему живу, а не то что вы там...