Счастье
Шрифт:
Сколько же было этих игл! Сколько!.. Он вырывал и вырывал, а в его плоти оставалось еще так много!.. Вот сделал неудачное, резкое движение рукой и почувствовал, как одна из них прикоснулась к этой раскаленной жиле - стал осторожно вынимать, но рука дрожала - он чувствовал слабость, дурноту... Нет - слишком сильно дрожала рука, слишком велико было его волнение.
И смерть - то к чему он с такой страстью недавно стремился, теперь ужасала его. Он чувствовал, что не будет после этого прежних чувств, Музыки, но будет хаос, боль, Ад. Вот вновь попытался вытащить эту иглу, схватился за нее дрожащей рукой, резко дернул - боль резанула по руке до самого предплечья, раскаленным вихрем пронзила все тело, кровь обильно закапала на пол. Он застонал, потом вскрикнул - но тут же почувствовал и некоторое облегчение - нет - артерия еще не была разодрана; он просто еще больше изуродовал запястье. И тут в дверь раздался звонок - настойчивый, долгий; затем застучали, и вот голос - голос той девушки, которая был с ним этим днем:
– Виталий! Открой! Слышишь?! Что там с тобой?!.. Открой же!.. Я помогу тебе!.. Виталий!..
И тут он понял, что все это время она просидела на лестнице возле его двери; просидела в тоске, в напряженном ожидании - все время вслушивалась, и должно быть слышала грохот из ванной, подскочила к самой двери, хотела звонить, кричать, да так и замерла - не смела, еще не была уверена, что с ним случилась какая-то беда, просто не хотела в это верить. И вот Виталий, впервые за долгое-долгое время почувствовал нежное, сильное чувство к некоему стороннему человеку, к человеку пришедшему из хаоса. Теперь, впервые за долгое-долгое время, ему было жутко от одиночества; от того, что он теперь один на один со смертью, и никто не сможет ему помочь - а страстно хотелось чтобы был хоть кто-то, кто бы стоял рядом - и тогда он бросился к двери, и попытался открыть ее левой рукой (правой он боялся пошевелить стеклянная игла упиралась в артерию, которая и так уже была повреждена, и при каждом сильном ударе раскаленной крови грозилась разорваться). Но ведь это был новый замок, и он совсем, совсем не знал, что тут можно сделать. Даже и позабыл, что можно включить свет - ковырялся в потемках, а совсем близко, в шаге; казалось, что прямо в раскаленной голове его звучал тревожный, рыдающий голос девушки, которая требовала, чтобы он поскорее открывал дверь. Наконец, когда она выкрикнула:
– Ты ведь не можешь?!.. Что то страшное случилось, да?!.. Сейчас я соседей позову!..
Тогда он приник к щели и захрипел:
– Нет, нет - только не зови никого. Они будут шуметь - будет грохот...
На несколько мгновений воцарилась тишина, и за эти мгновения мрак сгустился настолько, что уже ничего не стало видно - и тогда вновь ее рыдающий голос:
– Нет, нет - я, все-таки, позову. У тебя голос такой, будто ты умираешь...
– Нет, не говори так... Умирать страшно... Здесь так темно... Я ничего-ничего не вижу; только темные контуры, все расплывается, все дрожит... Ведь ты же где-то совсем рядом - пожалуйста, поддержи меня - мне страшно уходить в неизвестность. Я не знаю, что ждет меня там...
И тут отчетливо, прямо рядом с ним, раздались ее пронзительные рыданья ; и он в этом темном полузабытьи настолько был уверен, что вот она действительно стоит рядом с ним, что даже и почувствовал ее теплое, ласковое дыханье; даже показалось ему, что и очи ее нежные перед собою видит; и настолько был уверен, что сейчас вот она поддержит его, поможет, что стал оседать - она же слышала каждое его движение, каждое дыхание, и вот теперь вскрикнула в мучении, и стала звонить в двери соседей, она кричала, звала на помощь, и уже раскрывались те двери, слышались шаги, встревоженный голоса.
Ну а Виталий уже полностью опустился на пол, лежал, слушал; ему было хорошо - нынешние его ощущения были сходны с теми, которые он испытывал, когда слушал Музыку. В дверь застучали, загремели какие-то совершенно незнакомые голоса, но это было уже не важно - среди них, был и ЕЕ голос, только ЕЕ и слышал Виталий. Потом удары в дверь усилились, ну а дальнейшего он уже совершенно не помнил...
* * *
После мрака Виталий очнулся в просторной, светлых тонов комнате; была и мебель, стояла какая-то электронная техника; вымытые окна были распахнуты настежь, и прямо за ними шелестела пышной кроной белоствольная береза, одна из веток даже свешивалась через подоконник в комнату.
Перед его кроватью сидела на кресле та самая девушка, она держала его руку, и нежно улыбалась, очи ее были немного уставшими - видно какое-то время, в заботах об Виталии, она совсем позабыла, что такое сон. Теперь, увидев что он очнулся, она даже вскрикнула, поднесла его ладонь к губам, несколько раз поцеловала, улыбнулась и... заплакала.
– Ты красива, когда по твоим щекам текут слезы...
– прошептал Виталий. Так чувства твои более искрении... А теперь - перережь мне вены, перережь и себе - держи меня за руку. Мы умрем вместе, там за пределами... Ты только должна пообещать, что ты будешь петь, что будет Музыка...
– Что ты такое говоришь? Виталий?! Ты плохо себя чувствуешь?! Ты еще болен?!..
– Что же дальше?
– Что?..
– Что же дальше?! Вот ты сейчас сидишь, целуешь; ну а что будет дальше?! Здесь же пусто! Здесь так пусто!..
– Я не понимаю...
– Чувств искренних нет! Трясина!.. Понимаешь - гниль, болото ненавистное! Воротит от всего этого! Зачем этот свет, береза, мебель, техника - зачем я это вижу - мне это не о чем не говорит, это чуждо моему сердцу...
– Милый...
– Какой же, милый?! Я ошибся в тебе - надо же так - на одно мгновенье поверил, что ты - это Она. Ну ничего-ничего - не удалось, ведьма! Убирайся! Хочешь овладеть мною!.. Чтобы я забыл про Нее, чтобы стал частью вашей суеты ненавистной... Нет, нет, нет...
– Стихи...
– А-а-а!!! Стихи!!! Вот оно что - стихи! Да лучше бы я их и не писал вовсе! Узнала - книжечку увидела и полюбила...
– Но ведь в них вся душа твоя! То что ты мог бы сказать языком - сказал пером. Я тебя выслушала...
– И полюбила?!
– Да - полюбила! Люблю! Люблю тебя всей душою! Позволь мне остаться с тобою; позволь разделить твою боль и твою радость, позволь стать твоей помощницей, или, если захочешь, рабою...
– В-О-Н!!!
– Почему такая жестокость?
– В-О-О-Н!!!!
– Я же душу тебе открыла...
– В-О-О-О-Н!!!!!!
– Да, я уйду, я уйду...
По щекам девушки катились слезы, и каждый, кто взглянул бы на нее, сразу бы понял, что боль ее непритворна, что она испытывает муку адскую, что сейчас и смерть ей мила, лишь бы только избавиться от этого надрыва. Однако, Виталий не видел ее, так как от последнего вопля - вопля от которого смолкли разговоры на улице, от которого весь дом замер, стал прислушиваться, а кто-то даже начал звонить в милицию - от этого вопля он сорвал голосовые связки, и теперь перегнулся в кровати, и кашлял, кашлял, кашлял... Девушка все-таки еще нашла в себе силы, чтобы взять стакан с водою, подать ему, однако стакан он выбил, и змеею ядовитой, разъяренной зашипел:
– Убирайся прочь, ты... Убирайся!.. Влюбилась в мою известность!.. Книжку мне за автографом сует!.. Да знаешь где твое место?!.. Вот и иди туда!!!.. А мне... Мне Музыку!!! Я же в АДУ! В АДУ Я БЕЗ ЭТОЙ МУЗЫКИ!!!..
Девушка ничего больше не говорила, но при этих его словах так побледнела, что, казалось, ей отказало сердце, что сейчас вот она упадет замертво. Но нет - она еще была жива, она, пошатываясь, вылетела из комнаты, хлопнула дверью.
И тогда Виталий почувствовал, что - это опять Музыка, что это страдание, что он не сможет остаться без Нее, без этой девушки ни мгновенья - и он вскочил с кровати, и он, как был, в одном нижнем белье вылетел на лестницу, в вихре промчался через несколько пролетов, и там нагнал Ее, перехватил за руки, пал перед ней на колени - стал лепетать какой-то вздор; кажется, клялся в вечной любви, молил о прощении...