Счастливая встреча
Шрифт:
— Кстати, раз уж мы обсуждаем вопрос о людях, разоряющих других, когда Доминик собирается выйти из своего подполья и начать работать? Или Адам его выгнал? — И тут же пожалела о сказанном, увидев, как краска стала заливать тетино лицо.
И все же она проглотила чуть не сорвавшиеся с языка извинения, вспомнив, сколько раз Ванесса вставала на сторону Доминика, сколько раз она принималась втолковывать ей, что, хотя Селину и приняли в их дом, она никогда не станет полноправным членом семьи, а сама Ванесса просто терпит ее как бедную родственницу, которой некуда деться.
Так и не
Убедившись, что дверь заперта, она вытащила из сумочки ключ, который ей дал Адам, повернула его в замке и, когда тащила свой чемодан вверх по лестнице, услышала резкий голос Адама:
— Где ты была, черт возьми?
— Как ты думаешь? — огрызнулась она, обиженная его тоном, а ее плохое настроение превратилось в ярость. — Что ты пытаешься обращаться со мной, будто я уже твоя собственность!
— Я не пытаюсь, — ответил он, сжав губы и глядя на нее с упреком. — Ты и есть моя собственность, и знаешь это.
Это было невыносимо: вдруг после спокойствия последних десяти дней она почувствовала, что больше не в состоянии с достоинством выносить это; ее губы побелели от гнева, и она закричала на него:
— Я — не твоя собственность, и никогда ею не буду! Слышишь, никогда! — У нее было две секунды, чтобы пожалеть, что она не сдержалась, нарушила данное себе обещание вести себя с ним с холодной учтивостью; он подскочил к ней, выхватил у нее чемодан и одним резким движением забросил его на верхнюю площадку лестницы.
А потом грубо втащил ее наверх и посадил рядом с чемоданом, который, как ни странно, оказался целым. И прежде чем она отдышалась и потребовала объяснений, он заговорил резким голосом:
— Я целый день схожу с ума, гадая, где ты. Да, черт побери, ты могла попасть под автобус!
— Была бы счастлива, — бросила ему она, лотом закрыла глаза, возмущенная собственной грубостью, о которой не подозревала. Он извлекал из нее такие эмоции, о которых она и не подозревала. И при этом он выглядел так, будто и вправду волновался о ней, поэтому она зашептала: — Извини. Тебя не было, когда я уходила, но я должна была написать записку. Я поехала взять наконец машину и кое-что из одежды. Ты мог бы догадаться. Или позвонить Мартину и проверить, если действительно беспокоился обо мне.
— И позволить им увидеть трещину в нашем красивом фасаде? — язвительно спросил он. — У влюбленной парочки что-то не так: один уже не знает, где находится другой?
Было видно, что он не успокоился, но она, не совсем понимая, почему это должно ее волновать, попросила:
— Давай не ссориться. — Ей не нравился циничный блеск в его глазах, но она упрямо продолжала: — У меня был такой неудачный день, что хотелось бы его поскорее забыть. Мало того, что меня завела Ванесса, так еще и мой чемодан некстати раскрылся и все вещи теперь в грязи.
Она не стала говорить, как в течение последних десяти дней она становилась все более взвинченной: жить с ним в одном доме и терпеть его безразличное отношение к ней, как к чужой, без всякого интереса, было для нее подобно медленной пытке. Она не понимала, почему так должно быть.
Сверкнув глазами, а потом чуть сощурив их, он поддразнил ее:
— Да уж, денек! Разбери, что надо постирать, и мы бросим это в стиральную машину. А я приготовлю что-нибудь поесть. Если только ты не захочешь куда-нибудь пойти?
Выходить опять в эту темноту и морось не привлекало ее. Она покачала головой.
— Я лучше побуду дома. Только пусть это не останавливает тебя…
— Не остановит, я тебе обещаю. — В ласкающем тоне его голоса слышалась насмешка, когда он поднял ее чемодан, отнес его в спальню и положил на кровать. Она шла за ним следом, устало переставляя ноги.
Она не доверяла его шуткам. Она вообще не доверяла ему. И точка.
Но она не доверяла и себе, когда, находясь с ним в спальне, видела его особенную, хитрую улыбку, когда облегающий его оливкового цвета джемпер так и соблазнял ее дотронуться до великолепного торса. Нет, она совершенно не доверяла своим безумным, иррациональным инстинктам. Поэтому она осталась неподвижно стоять у двери с деревянным лицом, и вдруг он широко улыбнулся ей с тем обаянием, которое способно растопить любой лед, направился к ней, он прошел мимо, задержавшись только для того, чтобы провести указательным пальцем по ее изящному носику и пробормотать:
— Ужин будет готов через полчаса, лапочка. И не волнуйся. Ночью все будет хорошо, я обещаю!
Он мягко прикрыл за собой дверь, а она, окаменев, тупо уставилась в пространство. Она не понимала его двусмысленного намека!
Выйдя из оцепенения, она заставила себя распаковать чемодан, отложить в сторону вещи, требующие стирки — их, на удивление, оказалось мало, выбрала свежее белье и свое любимое домашнее платье до колен, без выреза и с пояском, а потом пошла принять душ.
Она не сделает того, что ей подсказывает ее трусость: остаться в своей комнате, сославшись на головную боль, и таким образом избавить себя от необходимости вместе ужинать и вместе провести время, если она правильно поняла его. Если он собирается немного подразнить ее, потренировать свое умение доводить ее возбуждение до крайней степени, она сумеет показать ему, что значит чувствовать себя отверженным.
Ее учеба далась ей трудно, зато теперь она знает, как обращаться с ним.
Но уже через час она не была так уверена в себе. Не то чтобы он пытался что-то предпринять — причина была в другом. Он даже не коснулся ее, кроме как глазами. Но этот медленный, скользящий, ласкающий взгляд произвел на нее большее воздействие, чем откровенное объятие любого другого мужчины.
Как и в ее первый вечер здесь, они ужинали за кофейным столиком в гостиной. Он приготовил простую еду: яичница с жареными грибами, сыр и фрукты, и опять его отношение к ней изменилось. Он обращался с ней теперь как со своим лучшим другом.