Счастливая
Шрифт:
— Я же ясно сказал: впервые в тот день. Я имел в виду…
— Не надо меня сбивать, — сказала я.
— Хорошо.
— Так вот, — начала я снова, — в первый раз я при виде его удостоверилась, что это он — то есть человек, который меня изнасиловал, — в тот момент, когда он, переходя через дорогу, сказал: «Эй, крошка, вроде мы с тобой знакомы?», а до этого я видела только его фигуру на другой стороне улицы, когда он разговаривал с каким-то мужчиной в переулке между барами «Уэйинн», «Джиноз» и «Джоз».
Я соблюдала максимальную точность. Сначала я заметила его фигуру
— Он разговаривал с кем-то в переулке?
— Да.
— То есть на каком расстоянии от вас?
— В какой момент?
— В тот момент, когда вы остановились и увидели его.
— Я не останавливалась, я шла, когда увидела его, и… это же улица… он стоял на тротуаре, словом, на улице.
— Вы ему ничего не сказали?
— Нет. Я ему ничего не говорила.
— Он вам ничего не сказал?
— Он сказал: «Эй, крошка, вроде мы с тобой где-то встречались?»
Пэкетт вдруг пришел в возбуждение.
— Он так сказал? Вы утверждаете, что он сказал это тогда — или после того как вернулся из того переулка?
— Он не был в переулке, — сказала я.
Я хотела быть полностью уверенной в своих словах. Мне была непонятна причина такого возбуждения Пэкетта. И потом еще пятнадцать лет я не имела понятия, что защита утверждала, будто Мэдисон сказал «Эй, крошка, вроде мы с тобой где-то встречались?» в момент разговора с полицейским Клэппером. Я заколебалась. Пэкетт что-то замышлял, но я еще его не раскусила.
— В переулке стоял не он, а мужчина, с которым он беседовал. А эти слова он мне сказал в то время, когда я была на другой стороне улицы, возле Хантингтон-холла, и двигалась по направлению от университета. Обращаясь ко мне с этими словами, он пересекал улицу и двигался по направлению ко мне.
— Значит, тогда вы его увидели в тот день во второй раз?
— Да. Но тот раз был первым разом, когда я точно удостоверилась, что передо мной насильник.
— Столько событий, — протянул Пэкетт игривым тоном, будто я рассказывала, как повеселилась на ярмарке, и напридумывала невесть что. — Вы обратились в полицию и сделали заявление пятого октября?
— Да, это так.
— Это было сделанное под присягой заявление, скрепленное вашей подписью?
— Да.
— Вы попросили лейтенанта полиции указать, что это заявление полное, точное и законченное?
— Да, попросила.
— Вы сказали полиции пятого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, что человек, увиденный вами на Маршалл-стрит, — это тот, кто вас изнасиловал, или вы сказали, что у вас такое ощущение, что это, возможно, он?
— Я сказала, что это человек, который меня изнасиловал восьмого мая.
— Вы уверены?
Он что-то подстраивал. Даже я это понимала. Мне лишь оставалось придерживаться своей версии, в которой он отыскивал изъяны.
— Да, уверена.
— Следовательно, если в заявлении содержатся иные сведения, они неверны?
Я шла вперед по минному полю.
— Да, неверны.
— Вы подписали это заявление, не так ли?
Он не торопился. Я смотрела
— Да, подписала.
— У вас была возможность прочитать его?
— Да, была.
— Полицейские просмотрели его вместе с вами, прежде чем вы поставили свою подпись?
Это было нестерпимо.
— Они ничего не просматривали. Просто дали мне подписать.
— Как же их фамилии? — неодобрительно спросил он и сверился со своими записями.
Теперь у него был вид победителя.
— Вы проучились четырнадцать лет, — сказал он. — Читать умеете, проблем при чтении заявления не возникло и вы все поняли?
— Да, все поняла.
— Сегодняшнее показание заключается в следующем: вы были уверены, что это соответствует истине. Даже если в заявлении от пятого октября не говорится, что…
Мастин высказал возражение:
— Прошу придерживаться формулы «вопрос — ответ».
— Принято, — сказал Горман.
— Помните ли вы, — вновь начал Пэкетт, — как написали в своем заявлении: «У меня есть ощущение, что этот чернокожий мужчина…»
Мастин поднялся.
— Возражаю. Адвокат читает выдержки из заявления или использует заявление для подрыва доверия. Зачитывание заявления противоречит судебной практике, и на этом основании я возражаю…
— Зачитывать выдержки из заявления не возбраняется, — ответил Горман Мастину. — А вам, мистер Пэкетт, следует более четко сформулировать вопрос, например: «Помните ли вы свое утверждение, сделанное в полиции такого-то числа?» и только после этого зачитать выдержку. Прошу.
— Согласен, — ответил Пэкетт уже без прежнего апломба. — Помните ли вы свое утверждение, сделанное в полиции пятого октября?
— Да.
— Помните, как вы сказали полиции: «У меня есть ощущение, что этот чернокожий мужчина, возможно, тот человек, который изнасиловал меня в мае в Торден-парке»?
Теперь я поняла, на чем он играет.
— Я предпочла бы для большей уверенности взглянуть на заявление.
— Конечно, конечно. Прошу рассматривать этот материал в пользу моего подзащитного: заявление, сделанное Элис Сиболд пятого октября. А теперь попрошу вас просмотреть заявление и ответить, освежило ли оно в памяти данную в то время информацию.
Я пробежала глазами текст своего заявления, и мне все стало ясно.
— Ну да.
— Своим заявлением вы информировали полицию, что уверены…
Тут я его перебила. У меня появилась уверенность, что на последних минутах можно выиграть этот раунд.
— Я сказала, что в тот миг у меня было такое ощущение, потому что сначала я видела только его спину и жесты. Уверенность в том, что это был он, пришла ко мне во второй раз, когда я находилась на противоположной стороне улицы. Указанное ощущение, основанное на его фигуре и жестах, возникло у меня в первый момент, когда я увидела его со спины, но, поскольку тогда я не видела его лица, уверенности у меня еще не было. Увидев же его лицо, я уже не сомневалась, что это тот мужчина, который изнасиловал меня восьмого мая.