Счастливо, товарищ…
Шрифт:
Апрель, май-97.
Жизнь и стара и юна,
а снова увела
туда, где в полнолуние
разбиты зеркала,
и не пригоршня меди,
а мука во плоти —
красавица как ведьма,
а гений – еретик.
Не ваши звуки рвались
о лезвие ножа?
Безумство – это шалость
пристойных прихожан.
Жизнь и стара, и юна.
Давай забудем ту,
когда
привязан был к кресту.
Август, сентябрь-97.
Линия 2: «Этюды и др.»
Осень, этюд
Дома посерели от сырости.
А в транспорте – духота.
Холодное прямо за шиворот
стекает с чужого зонта.
И сумки, и локти, и жалобы
мешают спокойно стоять.
И снова безудержно боязно
за стены свои опоздать.
А все красивые девушки,
согласно такой судьбе,
выходят до той остановки,
где нужно выйти тебе.
Но солнце явится завтра,
и лишнюю влагу – долой!
И вдруг ты плюнешь на право
остаться самим собой.
Сентябрь-83.
Лето, этюд
Телом, призрачно-влажным,
сад опутал туман.
Сук, зао'стренный каждый,
он в себя принимал.
Был он рваным в движении
и узлов навязал.
Холодок пробужденья
затекает в глаза.
Июнь-84.
Берёзке
Писали – да разве хватит? —
на женщину ты похожа.
Возле родимых пятен
гладкая, белая кожа.
Лучшего чувства символ,
мне распрямляешь плечи.
И верится с новой силой
в сокрытую человечность.
Июль-86.
Наконец-то весной повело
по сугробам до окон,
за которыми так же тепло.
Или так одиноко.
Ветер с юга. Оборвана нить,
паутина редеет.
Ветер-С-Юга, хотелось любить,
ни на что не надеясь.
Удаление времени снов —
аналогия детства.
Это важно: сегодня весной
повело, наконец-то.
Март-87.
Юг
Сентябрь. Утихает лето.
И словно не было в долгу,
на чистом небе солнце метит
довольно низкую дугу.
Отлично проспанные зори.
А после восхвалять богов
за то, что ниспадает к морю
дорога в несколько шагов.
Ещё не ставшее привычкой,
и потому вошло
такое счастье: аритмично
на берег просится волна.
Сентябрь-октябрь-87.
Новогоднее
Торжественно тянется время
с Курантами, бьющими полно.
И звону стеклянному внемлет
единственно общая полночь.
И тесно уже от иллюзий,
но вечен «закон бутерброда».
И всё же, собаки и люди,
счастливого Нового года!
Декабрь-87.
Мартовское
Ты приходишь священными узами
или даже высокими гимнами.
А уход обернётся погибелью.
И кому же тогда эта музыка?
К уменьшительно-милому имени
прилагая эпитеты разные,
я желаю весеннего праздника.
А не то, что любовь твою выманить.
Март-88.
Я видел плохое с глазами любимых.
Я больше не верю плохому с глазами…
Бывало, смеялись,
бывало, грубили,
бывало, скользящие путы вязали.
Обрывки стихов появлялись нежданно,
и, самое главное, не исчезали.
Живому живая была благодарность
за то, что скользящие путы вязали.
Оттуда, где бесятся долгие вьюги,
следы заметая и мёртвое множа,
бывало и так: приходили подруги.
Одна приходила,
другая – быть может…
Март-88.
Между прочим, луна – добровольный страж.
Стерегущая бдительно сон-тишь,
почему-то стекает в мою блажь,
отражаясь в железных горбах крыш.
Приходи, если путь объясняешь легко,
если путь не короче возможной строки,
приходи.
Буду счастлив твоим кивком
и поцелуем твоей руки.
Апрель-88.
В стекле пристойного вокзала —
полнеба, солнце, облака,
на память узел завязала
опустошённая рука.
Три розы, брошенные наземь —
три розы, блёклое родство.
И никакой взаимосвязи,
одно смешное баловство.
Май-88.
Мои откровения – полная горсть
забавных ужимок на лунный серп,
в апартаментах – незваный гость
и над альковом – бумажный герб.
Уныло стреляет рекламный дизайн
в медовые запахи слабых цветов.
Уйми сострадание в серых глазах,
любимая, не оставляй «на потом».
Май-88.