Счастливые шаги под дождем
Шрифт:
В Лондоне мама считалась с ее взглядами на употребление в пищу мяса, стараясь, чтобы в холодильнике всегда был сыр, паста с соусом и тофу. А Джефф часто готовил для всех вегетарианскую еду. Ему так проще, говорил он. И вероятно, для всех было лучше не злоупотреблять животным жиром. Потому что довольно трудно придерживаться своих убеждений, когда окружающие воспринимают их как фокусы подростка. Здесь люди все время забывали, что она не ест мяса, и подавали его к столу. Или вели себя так, словно это какая-то странная причуда, которую она скоро изживет. Но при этом дома не было ни жизни, ни смерти, не считая того,
– Дедушка умрет? – спросила Сабина.
Энни остановилась, потом неловко взялась обеими руками за край свитера.
– Ему нездоровится, – сказала она.
– Почему никто не может ответить прямо? Я знаю, он болен, но не могу спросить у бабушки. Просто хочу знать, умирает он или нет.
Энни разлила чай по полосатым кружкам. Немного помолчав, она повернулась к Сабине:
– Какая разница?
– Никакой разницы. Просто хочу, чтобы люди были со мной честными.
– Честными? Фу! Зачем тебе вся эта честность? – (Сабина со смущением уловила в тоне Энни нотку агрессивности.) – Если нет никакой разницы, тогда это не имеет значения. Просто надо ценить его, пока он с нами. Даже любить.
При этих словах Сабина широко открыла глаза. Мысль о том, что этого капризного старика надо любить, показалась ей немного нелепой.
– Он… он не тот человек, которого хочется любить, – осмелев, медленно произнесла она.
– Почему? Потому что он старый? И неуживчивый? Или потому, что тебе неприятно его общество?
Сабине стало не по себе от этого тона. Энни была одной из немногих, кто понимал ее, а теперь она реагировала так, словно Сабина сказала что-то не то.
– Я не хотела тебя обидеть, – надувшись, сказала Сабина.
Энни поставила перед собой кружку с чаем. Сабина снова посмотрела на нее, и они встретились взглядами. У Энни были добрые глаза.
– Ты не обидела меня, Сабина. Просто я считаю, что важно любить людей, пока они с нами. Все время, пока они с нами. – Ее глаза наполнились слезами, и она отвела взгляд.
Сабина расстроилась, подумав, что снова заставила Энни плакать. Почему она не в состоянии постигнуть этих людей? Почему ей все время кажется, что она неправильно истолковывает некий важный сигнал, как это бывало дома, когда она оказывалась среди гостей, не понимая их высказываний и шуток?
– Я ведь пытаюсь быть со всеми приветливой, – тихо произнесла она, желая вернуть расположение Энни.
Та шмыгнула носом, а потом утерлась краем рукава.
– Не сомневаюсь, Сабина. Просто ты еще плохо их знаешь.
– Они не из тех людей, перед которыми хочется раскрыть свои чувства. Они не очень умеют… ну… сочувствовать.
Энни рассмеялась и положила свою ладонь на руку Сабины. Ладонь была прохладной, мягкой и сухой, а вот у Сабины – горячей от волнения.
– Пожалуй, ты права. Заставить эту парочку проявить чувства… наверное, тебе больше повезет, если попросишь Герцога.
Обе дружно рассмеялись, а потом умолкли. Сабине стало легче.
– Серьезно, Сабина, я не шучу. То, что им нелегко проявлять чувства, не значит, что они ничего не чувствуют.
Их разговор
Сабина увидела стоящую в дверях Джой, высокую и прямую, с шарфом на голове. Лицо казалось напряженным, руки были неловко прижаты к бокам.
– Извини за беспокойство, Энни. Я хотела поговорить с Сабиной.
– Конечно, миссис Баллантайн. – Энни отступила назад, открыв дверь шире. – Входите, пожалуйста.
– Нет, я не стану входить, большое спасибо. Сабина, пойдем со мной домой.
Сабина уставилась на бабушку, заметив, что та с трудом сдерживает гнев. Она быстро прикинула в уме свои возможные проступки: нет, флаконы с шампунем в ее комнате, сапоги вымыты, дверь спальни закрыта, чтобы Берти не мог войти. Но все же что-то в лице Джой отбило у нее всякую охоту покидать уютный и безопасный дом Энни. Глядя на Джой, Сабина пыталась унять растущее чувство тревоги.
– Я просто пью чай, – сказала она. – Приду немного позже.
Джой слегка вздрогнула. В ее глазах появилось жесткое выражение.
– Сабина, – сказала она, – я бы хотела, чтобы ты пошла прямо сейчас.
Сердце у Сабины глухо колотилось.
– Нет, – повторила она. – Я пью чай.
Энни переводила взгляд с бабушки на внучку и обратно.
– Сабина… – предостерегающе произнесла она.
– Думаю, ничего срочного там нет, – вызывающе сказала Сабина.
Она понимала, что находится не на своей территории, но что-то в ней восставало против того, чтобы ее под конвоем отвели в тот жалкий дом и отругали за какой-то пустячный проступок. С нее довольно.
– Приду, когда буду готова, – добавила она.
Джой вот-вот готова была взорваться. Она прошагала мимо Энни в комнату, внося с собой дуновение прохладного воздуха.
– Как ты смеешь?! – выдохнула она. – Как ты посмела рыться в моих личных вещах? Как ты посмела переворошить мои фотографии, не спросив даже разрешения? Эти мои личные фотографии, понимаешь? Они не предназначены для твоих глаз.
Сабина вдруг вспомнила о фотографиях, и лицо ее порозовело. Она даже не подумала убрать их на место. Это казалось ненужным, потому что никто не заходил в ту комнату. Но реакция бабушки на любую провинность была несоизмеримой. Сабина никогда прежде не видела, чтобы она выходила из себя. Бабушка заговорила надтреснутым голосом, и казалось, даже волосы у нее на голове встали дыбом. Тирада на повышенных тонах все продолжалась, и Сабина поймала себя на том, что кричит в ответ.
– Это всего лишь фотографии! – завопила она, перекрывая голос бабушки. – Я всего-то и сделала, что просмотрела коробку чертовых фотографий! В твоем ящике с нижним бельем я ведь не рылась, правда?
– Они не твои, и ты не должна была их смотреть! Не имела права! – На последнем слове голос Джой поднялся и зазвучал почти по-юношески.
– Права? Права?! – Сабина встала, с ужасным грохотом отодвинув стул назад. – У меня здесь ни одного проклятого права! Без твоего разрешения я ничего не могу сделать. Мне нельзя ходить по дому, нельзя разговаривать с работниками, нельзя даже принять эту дурацкую ванну, не подумав о том, что кто-то может войти и засунуть в ванну линейку, чтобы проверить, не слишком ли много воды я извожу.