Счастливые шаги под дождем
Шрифт:
«Ты идиотка, – однажды сказала она себе, лежа в кровати и, как подросток, размышляя над этими вопросами. – Блин, ты никак не можешь обойтись без флирта. Именно поэтому ты в последний раз попала в беду. Именно за это тебя осуждает Мэгги».
И Кейт решила избегать Тома. Она занялась привезенными с собой писательскими проектами, брала у матери машину и осматривала окрестности. И что важнее всего, старалась не появляться в летнем домике, в полях или во дворе – в любых местах, где она могла, хотя бы с малой долей вероятности, наткнуться
Поначалу Том, казалось, не замечал этого, но однажды утром, когда Кейт направлялась к машине, он возник рядом с ней, так что она вздрогнула.
– Ты меня избегаешь? – спросил он.
Она стала отнекиваться, запинаясь, говорила, что занята, надо смотаться в город, у нее уйма работы. Том лишь кивнул, подняв бровь, и Кейт поняла, что он догадался. Она с еще большим рвением решила держаться от него подальше. Чтобы не случилось беды.
Но когда он пригласил ее на ужин, она согласилась.
Как обычно, дверь в дом Энни была не заперта, но Джой два раза осторожно постучала. Учитывая последние события, она не знала, чего ждать. Ответа не последовало, Джой толкнула дверь и вошла, остановившись на пороге и вглядываясь в полумрак. В гостиной царил беспорядок – казалось, здесь прошел ураган, повсюду разбрасывая книги и бумаги. Задернутые шторы погружали комнату в сумрак, в просочившихся сквозь них узких полосках света плясали частички пыли, поднятой ногами Джой. Все это напоминало место действия некоего великого преступления, скрывающего страшные тайны.
– Энни? – позвала она, прижимая к груди коробку песочного печенья.
В последнее время Джой не часто выбиралась в деревню. Накопилось много работы по дому, особенно сейчас, когда Сабина помогала ей разбирать все эти старые бумаги. И что важнее, Джой подозревала, что не следует искушать судьбу, уходя слишком далеко. Оставляя мужа под присмотром внучки, она разбирала старые сувениры, которые привозил ей Эдвард из поездок. Ему, похоже, нравилось общество Сабины. Пока Сабина была с ним, Джой могла заняться делами по дому, и это все упрощало.
– Ты дома?
В ответ из кухни раздался какой-то шум.
– Энни?
– Привет! – послышался мужской голос. В дверь просунулась голова мужчины лет сорока с небольшим, с резкими чертами лица и коротко подстриженными волосами. – Я никого не нашел, – извиняющимся тоном произнес он, – и подумал, что сам займусь завтраком.
– О, отлично! – откликнулась Джой. – Вы гость, так ведь?
– Энтони Флеминг, – протянув руку, сказал он.
На нем была штормовка и сильно облегающие шорты, каких Джой в жизни не видела. Яркие, сшитые из блестящего нейлона, они облегали его фигуру, подчеркивая впечатляющие особенности мужской анатомии. Скромная девица на месте Джой вспыхнула бы от смущения. Но Джой, поморгав, отвела взгляд.
– Джой Баллантайн, – протягивая руку, сказала она. – Я живу на той стороне дороги. Энни дома?
– Не видел
– О… – Джой не знала, что можно предложить этому человеку взамен. – Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
Последовала короткая пауза.
– Энни… – медленно произнесла она. – Последнее время ей не очень везет. Обычно она более организованна.
Джой понимала, насколько беспомощно звучат эти слова на фоне окружающего хаоса и грязи.
– Вполне допускаю, – ответил Энтони Флеминг, ополоснув тарелку под краном и надев велосипедные туфли, – но я вряд ли примчусь обратно. Я не так себе представлял ирландское гостеприимство. В последней гостинице в Эннискорти, где я останавливался, было не так. «Белая лошадь». Или «Белый дом», не могу припомнить. Вы не знаете такой?
Джой не знала, но мужчина, видимо успокоенный тем, что смог хоть кому-нибудь высказать свое недовольство, галантно оставил Джой плату за постой и, забрав свой велосипед, уехал.
Проводив его взглядом из окна, она впервые хорошо рассмотрела кухню. Зрелище оказалось не из приятных: в раковине груда грязных тарелок, наполовину залитых жирной водой, черствый недоеденный хлеб на пластиковой разделочной доске, картонные коробки из-под готовой еды, сложенные в шаткие многоэтажные башни, обертки от конфет, хлебные крошки и пакеты с просроченным молоком – яркие свидетельства разрушающейся жизни.
Джой не очень удивилась всему этому. Миссис Х. как-то сокрушенно рассказала ей, что муж Энни, Патрик, не в силах больше жить с женой, которая даже не замечает его присутствия, не желает общаться с ним, разговаривать и даже спорить, ушел от нее.
– Он хороший человек, – сказала она Джой, немного смущенной непрошеными откровениями миссис Х., – и я не могу его винить. В последнее время Энни и святого вывела бы из себя, бродя по дому как привидение. Не хотела говорить про Найам, не признавалась, что все это из-за нее. Была для него совершенно закрытой. Она и со мной-то почти не разговаривает.
Именно нехарактерная для миссис X. откровенность подстегнула Джой к этому визиту. По словам матери, Энни совсем сдала за последнюю неделю и никого не впустит. Но когда Джой предложила, что без предупреждения зайдет с коробкой печенья, миссис X. с благодарностью согласилась.
– Она не ждет тебя, – сказала она. – Наверное, просто откроет дверь.
«Но что, черт возьми, я ей скажу по этому поводу?» – думала Джой, оглядываясь по сторонам. Она не хотела вмешиваться, не тот она человек. Вообще-то, людей лучше оставить в покое, чтобы сами разобрались со своими делами, если только они этого хотят.