Счастливый доллар
Шрифт:
Мрак.
– Ядвига, – Агнешка взяла сестру за руку. – Пожалуйста, просто отдай мне лекарства. Поверь, со мной все в полном порядке. И будет в порядке.
Она хмыкнула.
– И он не бандит и не наркоторговец. У человека неприятности. Временные. И я ему помогаю.
– А потом я буду помогать тебе, таская передачки в СИЗО, так? И адвоката нанимая. И…
Ядка упряма, и раньше Агнешка всегда отступала. Раньше, но не сейчас: Семену нужна помощь. И он верит, что Агнешка вернется.
Он же не стал стрелять в спину.
– Или ты мне помогаешь, или я
– Дура, – Ядка попыталась заправить косую челку за ухо.
– Сама такая.
– Я вообще могла бы в милицию заявить…
Но не заявила. И Агнешка подавила вздох облегчения.
– Я тебе доксициклин цефалозолином заменила. И ванкомицина еще, если уж совсем крайний случай. Шприцы, бинты тоже здесь.
– Спасибо.
Ядка отмахнулась, пробурчав:
– Иди отсюда, пока я не передумала.
Семен гадал: вернется или нет. По логике выходило, что не вернется. И что ему нужно не в машине сидеть, загадки разгадывая, а валить и подальше.
Какие у нее причины возвращаться? Никаких.
Какие у нее причины не заявлять? Никаких.
Какие у него причины ждать? Никаких. Но тем не менее он ждал, оплывая от жара. Тот рождался где-то внутри, расползаясь по венам-артериям, словно горячая вода по трубам отопления. От жара кружилась голова, и время спекалось сухой лепешкой.
Еще чуть-чуть, и он уйдет. Встанет и уйдет. Или переберется на водительское место и уедет. Чуть-чуть.
– Чуть-чуть-чуть, – соглашались часы, и секундная стрелка наворачивала бесконечный круг по арене циферблата. И до чего же жарко…
Но все-таки Агнешка появилась. Эту долговязую, резкую в движениях фигуру не спутаешь. Агнешка издали помахала рукой, подняла белый пакет, демонстрируя добычу.
Умница. А он сволочь, что пользуется ее добротой. Но какой выход? Никакого.
– Сейчас домой и перевяжем тебя, – холодная ладонь легла на лоб. – Уколем. Поспишь. А завтра будешь как новенький…
Машина мягко тронулась с места, переваливаясь через ребро бордюра. И Семен решился.
– Уходи.
– Что? А… да я бы ушла, только как тебя бросить? Ты ж умрешь один.
– А тебе что? Клятву давала?
– Давала. Клятву. Гиппократа. Когда думала, что врачом стану.
От пистолета Агнешка отмахнулась, как от мухи, потом вообще забрала, кинув в бардачок.
– Сиди.
И он сидел. Позволил пристегнуть себя ремнем безопасности, откинулся на сиденье, закрыл глаза и очнулся лишь на знакомой развилке.
– Может, все-таки в больницу? – тихо спросила Агнешка, вытирая лицо платком. Мокрый? Когда успел, ведь не так жарко. Изнутри жарко. Кажется, он и вправду умрет. Вот Варенька порадуется… нет уж, Семен выживет. Назло. И еще потому, что Агнешка рядом.
Ему повезло, что она рядом.
– Еще как, – ответила Агнешка.
Он вслух говорит? Это бред. Бредят умирающие, а у Семена просто температура. Жар. Пройдет. Она обещала уколоть. У нее лекарство конское, но Семен не жеребец, и потому лекарство не помогает.
– Поможет.
Цепляется. Идет. В боку огонь поселился. Жрет-жрет, того и гляди все внутри выпотрошит. Львы сначала жертве брюхо вспарывают, там кожа тоньше, а потроха мягче. Потроха гниют и…
– Давай в больницу…
Нет! Он же сказал! Больница – гарантированная смерть. Почему? Он не знает, чувствует. Чутье его не подводило. Однажды чутье сказало: стой. И Семен остановился. А тот, который был с ним – не напарник, случайный человек, – поперся и встретил пулю. Не в бок, а в лоб. Уколы не понадобились – сразу умер. Дырка как третий глаз меж бровей.
– Тихо ты.
Ага-Агнешка, смешное имя. И сама смешная. Ей бы с таким ростом в модели, а она в ветеринары. По коровкам-лошадкам-свиньям. Семен сам изрядная свинья, воспользовался ситуацией, ввязал в дурное.
– Руку убери. И давай, говори. О чем? О чем хочешь.
А Семен разве хочет? Он просто боится, что если замолчит, то потеряет сознание, и тогда его сдадут в больницу. В больницу нельзя. Он говорил про чутье? А еще другой случай был. Черной-черной ночью за шлюхами выгнали, сдали притончик. Кто-то кому-то чего-то недодал, вот и сдали. А кто знал, что в притончике и наркотой балуются? Шмалять стали. Пули свистят. Агнешка не знает, как они свистят. Чисто птички: фью-фью. Шлеп влажненько, когда в человека попадают. Семен тогда тоже знал, что беда будет. Пытался предупредить. Засмеяли.
Игла в боку ледяным штыком. Дернуться бы, но нельзя. Он должен сидеть спокойно.
– Именно, – сказала Агнешка.
Она добрая, она думает, что и Семен добрый, только ошибается.
– Неужели? Ложись, злой. Господи, свалился на мою голову, недотеррорист несчастный…
Недо – это точно. Он всегда был немного «недо». Недоспортсмен – характера не хватило дотянуть до пьедестала, чтоб хотя бы одна, самая захудалая медалька осталась памятью о пролитом поте. Недоюрист – списанные экзамены, чужие конспекты, удивление оттого, во что он вляпался. Недомент – не по нем была эта жизнь, расписанная уставом, измаранная чужим горем и тотальным безразличием. Семен устал и сбежал. И снова стал «недо» – недодетективом, спецом по гулящим женам, бегущим от алиментов мужьям, пропавшим собакам и исчезнувшим машинам.
– И разве это плохо? Слушай, надо было плед захватить и белья какого-никакого. Тут же вообще ничего нет.
– В шкафу, – получилось сказать вслух.
Бабка запасливая была, все внучку оставила единственному-любимому, вместе с домом и надеждами, что когда-нибудь он, Семен, совершит что-то этакое, чем можно будет гордиться. Бабка и дедом гордилась, вывешивала за стеклянной витриной картин медали, рассказывала…
Бабка пришла во сне – Семен совершенно точно знал, что это сон, и потому не удивлялся. На ней был цветастый халат и фартук в черно-белую клетку с большим карманом на груди. Из кармана рядком торчали железные хвостики иголок, и разноцветные нитки свисали мышиными хвостами. Бабка сидела, сложив руки на коленях, и глядела с немой укоризной.