Счастливый обман (Уиллоу)
Шрифт:
Оставив Гидеона, сладко спавшего на животе, с неприкрытой одеялом широкой спиной, Уиллоу выскользнула из постели, нашла свой халат и надела его. В коридоре она столкнулась с отцом.
Она поняла: он знал, что она провела эту ночь не одна, и на миг опустила глаза. Конечно же, она не должна была делить ложе с Гидеоном Маршаллом, но ничего зазорного в этом тоже не было. В конце концов, они были в законном браке.
– Уиллоу.
Это произнесенное шепотом слово заставило ее поднять глаза на отца, в них был испуганный вопрос.
– Ее
Уиллоу с трудом сглотнула и с усилием кивнула, потом с задушенным криком бросилась в объятия отца.
Он крепко прижал ее к себе, и они молча стояли в печали и согласии, а потом разошлись. Девлин медленно спустился вниз, расправив сильные плечи, а Уиллоу повернулась и заставила себя вернуться в комнату, из которой только что вышла.
– Гидеон, – сказала она, дотрагиваясь до его голого плеча и сожалея о том, что ей приходится говорить ему это. – Гидеон, проснись.
В день похорон Ивейдн Галлахер шел дождь, но на панихиду пришло почти сто человек, включая и брата Гидеона – Захария, который этим утром приехал с почтовым дилижансом.
Стоя на кладбище между отцом и мужем с лицом, закрытым густой черной вуалью, которую дала ей Мария, Уиллоу рассматривала старшего сына Ивейдн. Он был темноволосый, на один-два дюйма ниже Гидеона, костюм на его хорошо сложенной фигуре сидел просто безупречно. Глаза его были насыщенного зеленого цвета.
Зная, что именно этот человек устроил тот розыгрыш, так изменивший ее и Гидеона жизни, Уиллоу колебалась между злостью и сердечной благодарностью к нему. И хотя Захарий Маршалл был так же искренне опечален, как и его брат, он все же изредка бросал любопытные взгляды в сторону Уиллоу.
Позже, в доме Галлахера, он наконец подошел к ней.
– Вы жена моего брата? – спросил он спокойным глубоким голосом.
Уиллоу казалось, что Гидеон стоит рядом, даже когда он ушел в дальний конец комнаты, выслушивая потоки соболезнований от одной из подруг Ивейдн. С той ночи, когда умерла его мать, Гидеон ни разу не спал больше с Уиллоу, не касался ее и почти не разговаривал с нею.
– Да, – ответила она, хотя это во многом была ложь.
– Вы изменились, – заметил Захарий ровным голосом, в котором не чувствовалось ни одобрения, ни разочарования. – Я не был уверен, что вы та самая девушка, которую мы знали в Нью-Йорке.
– Вы хотите сказать, та же доверчивая, облапошенная школьница? – спокойно парировала Уиллоу – теперь ей было легко злиться.
Захарий добродушно усмехнулся, сверкнув ровными белыми зубами в мальчишеской улыбке.
– Это была нечестная игра, – признался он. – Как мне помириться с вами?
Уиллоу чувствовала его обаяние, которое он, видимо, не осознавал.
– Разве можно загладить такие проступки? – спросила она с холодностью, которую не могла сдержать, хотя понимала, что в такой день
Захарий собирался ответить ей, когда к ним подошел Гидеон и бросил на брата весьма недружелюбный взгляд.
К величайшему удивлению Уиллоу, Гидеон обнял рукой – рукой собственника – ее за талию и прижал к себе.
– Познакомился с моей женой? – сардонически протянул он.
Темноволосый брат кивнул:
– В других обстоятельствах это было бы удовольствием.
Гидеон сжал зубы, а суставы на руке, сжимавшей бокал, побелели. В противоположность этому голос у него был ровный, когда он стал расспрашивать Захария о том, когда он приехал и где остановился.
Захарий что-то ответил; Уиллоу не обратила на это внимания, потому что оно было приковано к лицу Гидеона. Даже учитывая пережитую им потерю, она заметила постоянную смену чувств в нем. Злоба, которую он питал к брату, выходила за рамки справедливого негодования по поводу детской проделки.
В конце концов Захарий ушел в другой конец переполненной гостиной, возможно, в поисках более приветливой компании, а Гидеон снова удивил Уиллоу, повернувшись к ней и пробормотав:
– Мне нужно выйти на воздух – я не могу дышать.
Уиллоу ощутила его уход, даже всего на несколько часов, как удар судьбы, но смогла выдавить из себя успокаивающую улыбку. Особенность похорон заключается в том, что люди как бы настаивают на своем присутствии рядом как раз тогда, когда пережившему потерю человеку хочется побыть одному.
– Я понимаю, – сказала она.
Он взял ее за локоть и повел сквозь толпящихся друзей Ивейдн Галлахер к дверям.
– Ты пойдешь со мной, Уиллоу? – умоляюще спросил он, снимая ее плащ с вешалки и накидывая ей на плечи.
Уиллоу ничего большего и не хотела, но она подумала об отце, обезумевшем от горя и окруженном толпой соболезнующих в гостиной, многие из которых не упустили бы возможности по-ханжески не упоминать имя Дав Трискаден в разговоре.
– Но как же отец…
Вид у Гидеона был уставший и раздраженный.
– Твой отец ушел полчаса назад, – резко ответил он. – Пока мы тут разговариваем, Дав Трискаден наверняка облегчает его страдания.
Уиллоу вспыхнула, но ничего не сказала в защиту отца, потому что бессмысленно говорить об этом сейчас с Гидеоном. Подняв голову, она позволила своему мужу проводить себя от дома до лошади с коляской.
Усадив Уиллоу на скрипучее сиденье, Гидеон обошел коляску и сел рядом, взяв в умелые руки поводья. Вымученная улыбка, подаренная Уиллоу, заставила ее сердце заныть.
– Я купил это на днях, миссис Маршалл. Вам нравится?
Уиллоу пожала плечами; лошадь как лошадь, коляска как коляска. Она думала о более значительных вещах.
– Зачем тебе экипаж, если ты не намерен остаться в Вирджинии-Сити?
– Когда я говорил, что не собираюсь остаться? – парировал Гидеон, отъезжая от дома Галлахера.