Щепкин
Шрифт:
Сегодня многие интеллигенты-демократы, в том числе и люди актерского цеха, опьяненные перестроечной волей, огульно зачисляют всех российских дворян в цвет русской нации, но захотят ли они испытать судьбу тех талантливых актеров, художников, которые всецело зависели от власти дворян-крепостников?..
Николай Семенович Лесков, положив в свой рассказ «Тупейный художник» воспоминания Щепкина, не побоялся указать точное место действия и подлинное имя орловского помещика, владельца крепостного театра. В полной откровенности описал он и ужасы, чинимые им. «А мучительства у нас были такие, — свидетельствует героиня, — что лучше сто раз тому, кому смерть суждена. И дыба, и струна, и голову крячком скрячивали и заворачивали: все это было. Казенное наказание после этого уже за ничто ставили. Под всем домом были подведены потайные погреба, где люди живые на цепях, как медведи, сидели. Бывало,
Неповторимость и невоспроизводимость устных рассказов Щепкина крылись в особом таланте актера, его глубоко личностном отношении, сопереживании всему тому, что он видел в жизни, в сострадании к несчастным. Слушая его, люди видели не только рассказчика, но и самих героев во всей их правдивости и индивидуальности, он умел «живо и пластично передавать виденное, с сохранением всех характеристических оттенков», — подчеркивал А. Н. Афанасьев. Другой его современник Алексей Дмитриевич Галахов видел особую привлекательность рассказов Щепкина в том, что «каждый рассказ Щепкина был собственно не рассказом, не повествованием, а живым представлением, воскресением былого. Он как бы играл пьесу — один за всех действующих в ней лиц. Что трудно, даже невозможно, передать на бумаге словами, он легко и живо давал о том знать интонацией голоса, мимикой, жестами, слезами — если сцена выходила трогательной, смехом — если сцена становилась забавной. И у нас, слушавших, вслед за ним то выступали слезы, то раздавался смех».
Да, такое словами не опишешь…
«Актер — чудо-юдо…»
Не в самом радостном настроении после всего увиденного, услышанного и пережитого в орловском крепостном театре приехал наконец Щепкин в Тулу и подписал с театром контракт на один год. Вызвал из Полтавы Елену Дмитриевну с двумя младшими сыновьями. Перевезти всю семью средств недоставало, да и не все еще его домашние были к тому времени освобождены от крепостной зависимости, чтобы самим распоряжаться своей судьбой. Щепкин относился к этим затруднениям как явлениям временного характера. Главное, что он снова в театре, при самом любимом деле.
Освоить репертуар тульского театра для Щепкина затруднений не представляло: почти все спектакли, в которых предстояло играть, были ему хорошо известны. Среди них была одноактная пьеса «Опыт искусства» Н. Р. Судовщикова, в которой он просто блистал, исполняя сразу несколько ролей — Учителя, Немки, Подьячего, Свахи, Солдата, Охотника и Актера. В финале пьесы Актер спрашивает у содержателя театра:
Теперь вы можете по опыту судить, Гожусь ли я, иль нет, актером вашим быть? И тот с уверенностью отвечал: О, я теперь горжусь, иду со всеми в спор, Что славный у меня по опыту актер.Эти слова на редкость оказались точными по отношению к Щепкину-актеру. Все, кому довелось видеть его в этом спектакле, давали самые восторженные оценки игре актера. Так случилось, что именно «Опыт искусства» сыграл великую роль в творческой судьбе Щепкина.
…Однажды во время гастролей в Ромнах на Ильинской ярмарке (июль-а в густ 1822 года) показывали и этот спектакль. По удивительному стечению обстоятельств в этот момент в городе оказался чиновник конторы московских театров и мало кому известный драматург Василий Иванович Головин, имевший поручение от заведующего репертуарной частью императорских театров в Москве Федора Федоровича Кокошкина «в губернских городах, на ярмарках… приобретать новые таланты для театра». Правда, место это было не самое подходящее для такой цели — на ярмарки везли спектакли главным образом для увеселения непритязательной публики, весьма пестрой по составу. К площадке под открытым небом устремлялись люди купеческого сословия и крестьяне близлежащих сел, приезжие горожане и любопытствующие подростки, норовившие прошмыгнуть бесплатно на представление. «Публика жадничает веселиться, — рассказывает один из завсегдатаев ярмарок, — бросается даром и за деньги всюду, где можно ожидать забавы… Чувствительные места не имеют цены: острые шутки теряются на языке актера. Они невнятны; правда, что и выражать их некому: актеры мелют как-нибудь, лишь бы заиграть свои деньги, а зрители глядят по верхам, толкуют о товарах, модах, рысаках… Словом, спектакль ярмарочный! Но можно ли ручаться, что его так стремились увидеть, если бы он был лучше? Не знаю».
Вот в такой обстановке’ Головину пришлось забросить свой невод… Позже он признавался, что пошел в театр антрепренера Штейна скорее от скуки, чтоб время убить. Как вдруг!.. «…Не верю глазам своим! Да как это? — восклицал он, рассказывая о своем впечатлении от игры Щепкина. — Уродливый сарай, занавес в лохмотьях, кое-как намалеванные кулисы, грязный, неровный пол, оркестр, не всегда вникающий в мелочные подробности бекаров и бемолей, господа и госпожи «какие-то уроды с того света», говоря стихами Грибоедова, — и Михаил Семенович Щепкин! Альфа и омега вместе! Михаил Семенович играл в пьесе «Опыт искусства» в трудной роли: то мужчиною, то женщиною. В тысяче видах этот Протей заблистал передо мною, как драгоценный алмаз своими гранями. Возвратись в квартиру, в беленькую мою хатку, я не мог уснуть во всю ночь и с первым рассветом послал просить к себе Щепкина. Михаил Семенович приходит, мы знакомимся: я завожу речь о замечательном его таланте, именем Кокошкина предлагаю ему вступить в московскую труппу».
Много довелось слышать восторженных отзывов Щепкину о своей игре, но слова Головина привели его в замешательство и смущение прежде всего этим неожиданным приглашением. Московский театр! Да возможно ли это?! Да серьезно ли это?! И чем больше он размышлял на эту тему, тем сильнее его одолевали сомнения. Он ведь совсем недавно подписал контракт с тульским театром на год и должен выполнить свое обязательство. А что до комплиментов столичного чиновника, так мало ли он их говорил актерам на своем веку, пройдет время, все забудется.
Успокоив себя таким образом, Щепкин вместе с театром возвратился в Тулу и продолжал играть в театре. Однако Головин, не остывший от сильных впечатлений, в таких восторженных выражениях описал дирекции конторы московских театров яркие и незаурядные способности актера, что следом за ним в Тулу направился уже известный писатель и театральный деятель Михаил Николаевич Загоскин, исторический роман которого «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» Пушкин назовет «одним из лучших романов нынешней эпохи», а Тургенев много лет спустя признает этот роман «первым сильным литературным впечатлением моей жизни», оценив его как «народную книгу».
Загоскин решил составить собственные впечатления об актерской игре Щепкина, и они превзошли все его ожидания. Едва отгремели аплодисменты и закрылся занавес, как он телеграфировал в Москву: «Актер — чудо-юдо, но просит много денег, ссылаясь на свое большое семейство». На что Ф. Ф. Кокошкин также срочно ответил: «Ничего не жалей, все, что требует, давай, не упусти сокола и вези скорее ко мне».
Не без помощи Загоскина Щепкин отпросился у Штейна на восемь дней для поездки в Москву для выступлений в пробных спектаклях. По счастью, пьесы были знакомы и выучивать текст не пришлось. Первая репетиция прошла успешно, Михаил Семенович, по воспоминаниям актеров, буквально «очаровал всех». И уже на другой день в Москве появилась афиша следующего содержания: «Сего дня, 20-го сентября, императорскими российскими актерами на Моховой (на углу Моховой и Малой Никитской, в старом здании Московского университета. — В. И.), для первого дебюта приехавшего из Тулы актера, бывшего прежде на Полтавском театре, г. Щепкина представлено будет: «Г. Богатонов, или Провинциал в столице», комедия в 5 действиях, соч. М. Н. Загоскина, в коей роль г. Богатонова будет играть г. Щепкин; за оною последует «Марфа и Угар, или Лакейская война», комедия в 1 действии, в коей роль Угара будет играть г. Щепкин».
Примечательно, что в той же афише зрители наставлялись: «…Особы, имеющие билеты на кресла, благоволят не занимать других номеров, кроме выставленного на их билетах. Не позволяется в театре топать ногами и стучать палками. Также ливрейные не могут входить ни в ложи, ни в коридоры лож, а должны находиться там, где им будет показано».
Помещик Богатонов, которого играл Щепкин, мечтая попасть в высшее общество и утвердиться в нем, проматывает все свое состояние и лишь в финале понимает, что был всеми обманут и унижен, а мечты его так и остались призрачными и нереальными. Герой Щепкина, смешной и жалкий, вместе с тем вызывает сочувствие. Актер сумел мастерски и органично соединить комедийное и драматическое начала, пленив и восхитив этим всех зрителей. После спектакля стало ясно, что на московскую сцену пришел большой актер яркого и самобытного таланта, обладающий широким диапазоном творческих возможностей и своей, только ему присущей манерой игры.