Щит и меч. Книга первая
Шрифт:
3
Когда Иоганн Вайс пришел в автомастерскую, где он жил в отгороженной фанерой каморке, он застал у себя нахбарнфюрера Папке, который вместе с рабочим-упаковщиком приехал за его вещами. Вайс улыбнулся, поздоровался, вежливо поблагодарил Папке за любезность.
На полу высилась стопка книг, и среди них «Майн кампф» Гитлера, из которой во множестве торчали бумажные закладки.
Папке сказал, беря эту книгу в свои толстые руки с короткими пальцами:
— Это приятно свидетельствует о том, что у тебя на плечах неплохая голова.
Вайс достал из-под матраца библию и молча протянул Папке.
Папке перелистал страницы, заметил:
— Но я не вижу, чтобы ты также старательно читал эту священную книгу.
Вайс пожал плечами:
— Извините, господин нахбарнфюрер, но для нас, молодых немцев, учение фюрера так же свято, как и священное писание. Вы как будто этого не одобряете?
Папке нахмурился.
— Мне кажется, ты об этом собираешься сообщить первому же гестаповцу, как только переедешь границу?
И хотя немцам в Риге, а значит и Вайсу, было ведомо, что нахбарнфюрер Папке — давний сотрудник гестапо, чего тот, в сущности, и не скрывал, Иоганн обидчиво возразил ему:
— Вы напрасно, господин Папке, пытаетесь внушить мне странное представление о деятельности гестапо. Но если мне будет предоставлена честь быть чем-нибудь полезным рейху, я оправдаю это высокое доверие всеми доступными для меня способами.
Папке рассеянно слушал. Потом, будто это не очень его интересовало, спросил безразличным голосом:
— Кстати, как там дела у Генриха Шварцкопфа? Удалось ему получить все бумаги отца?
— Вас интересуют бумаги, принадлежащие лично Шварцкопфу, или вообще все? Все, — повторил он подчеркнуто, — какие можно было взять у профессора Гольдблата?
— Допустим, так, — сказал Папке.
Вайс вздохнул, развел руками:
— К сожалению, здесь возникли чисто юридические затруднения — так я слышал от Генриха.
— И как он предполагает поступить в дальнейшем?
— Мне кажется, Генриха сейчас интересует только встреча с его дядюшкой Вилли Шварцкопфом. Всему остальному он не придает никакого значения.
— Очень жаль, — недовольно покачал головой Папке. — Очень! — Но тут же добавил: — Печально, но мы не можем активно воздействовать на Генриха. Приходится считаться с его дядей.
Вайс заметил не совсем уверенно:
— Мне думается штурмбаннфюрер вначале желал, чтобы Генрих остался тут.
— Зачем?
Вайс улыбнулся.
— Я полагаю, чтоб чем-то быть здесь полезным рейху.
— Ну, для такой роли Генрих совсем не пригоден, — сердито буркнул Папке. — Мне известно, что для этой цели подобраны более соответствующие делу люди. — Произнес обиженно: — Неужели штурмбаннфюрер не удовлетворен нашими кандидатурами?
— Этого я не могу знать, — сказал Вайс и спросил с хитрецой в голосе: — А что, если попросить Генриха узнать у Вилли Шварцкопфа, какого он мнения о тех лицах, которых вы отобрали? — Пояснил поспешно: — Я это предлагаю потому, что знаю, какое влияние на Генриха оказывает господин Функ. А Функ, как вам известно, не очень-то к вам расположен, и, если случится у вас какая-нибудь неприятность, едва ли он будет особенно огорчен.
— Я это знаю, — угрюмо согласился Папке и, внезапно улыбнувшись, с располагающей откровенностью сказал: — Ты видишь, мальчик, мы еще не пришли в рейх, не исполнили своего долга перед рейхом, а уже начинаем мешать друг другу выполнять этот долг. И все почему? Каждому хочется откусить кусок побольше, хотя не у каждого для этого достаточное количество зубов. — Улыбка Папке стала еще более доверительной. — Сказать по правде, сначала я не слишком хорошо относился к тебе. Для этого имелись некоторые основания. Но сейчас ты меня убедил, что мои опасения были излишними.
— Я очень сожалею, господин нахбарнфюрер.
— О чем?
— О том, что вы только сейчас убедились, что ваше недоверие ко мне было необоснованным.
— В этом виноват ты сам.
— Но, господин Папке, в чем моя вина?
— Ты долго колебался, прежде чем принял решение репатриироваться.
— Но, господин Папке, я не хотел терять заработка у Рудольфа Шварцкопфа. Он всегда щедро платил.
— Да, мы проверили твои счета Шварцкопфу. Ты неплохо у него зарабатывал. И мы поняли, почему ты ставил свой отъезд в зависимость от отъезда Шварцкопфов.
— Это правда — мне хотелось накопить побольше. Зачем же на родине мне быть нищим?
Папке сощурился:
— Мы проверили твою сберегательную книжку. Все свои деньги ты взял из кассы накануне того, как подал заявление о репатриации. И правильно реализовал свои сбережения. Это мне тоже известно. Ты человек практичный. Это хорошо. Я рад, что мы с пользой поговорили. Но не исключено, что в день отъезда я пожелаю с тобой еще о чем-нибудь побеседовать.
— К вашим услугам, господин нахбарнфюрер, — Вайс щелкнул каблуками.
Папке уехал в коляске мотоцикла, за рулем которого сидел упаковщик, человек с замкнутым выражением лица и явно военной выправкой.
Вайс устало опустился на койку и потер ладонями лицо, будто стирая с него то выражение подобострастия, с каким он проводил нахбарнфюрера до ворот мастерской. Когда он отнял ладони, лицо его выглядело бесконечно утомленным, тоскливым, мучительно озабоченным.
Небрежно отодвинув ногой стопку книг, в том числе «Майн кампф» и библию, он сел к сколоченному из досок столику. Включил стоящую на нем электрическую плитку, хотя в каморке было тепло. Из мастерской послышались шаги. Вайс быстро поднялся и вышел в мастерскую. Там его уже ожидал пожилой человек в черном дождевике — владелец велосипеда, недавно отданного в ремонт.
Вайс сказал, что машину можно будет получить завтра.
Но человек не уходил. Внимательно разглядывая Иоганна, он сказал:
— Я знал вашего отца, он медик?
— Да, фельдшер.
— Где он сейчас?
— Умер.
— Давно?
— В тысяча девятьсот двадцатом году.
— Где же его похоронили?
— Он умер от тифа. Администрация госпиталя в целях борьбы с эпидемией сжигала трупы умерших.
— Но, надеюсь, вы хоть чуточку помните своего отца?
— Да, конечно.