Щит судьбы
Шрифт:
— А может, и нет. Это было бы очень неуважительно к высшему командованию. Может, он сказал: молодец у нас командир, командир что надо. Или подбадривал коня. Несчастное животное наверняка уже устало от пустыни не меньше нашего.
Когда они направлялись к дороге, Велисарий жестом показал Валентину и Анастасию, что им следует его догнать, а не следовать по пятам, как обычно. Когда они оказались по его бокам, Велисарий заговорил.
— Не прикасайтесь к оружию, пока вышедшие из… э… удрученные войска не возьмут в руки свое.
Он сурово посмотрел вначале на одного, потом на другого телохранителя. На грубом лице Анастасия отсутствовало какое-либо выражение. Валентин нахмурился, но открыто не возражал.
На лице полководца промелькнула улыбка.
— В основном мне требуется, чтобы вы со мной не соглашались. После того, как мы прибудем в греческий лагерь.
Глаза Анастасия округлились.
— НЕ соглашались? — Велисарий кивнул.
— Да. Не соглашались. Но учтите: не прямо. Не надо открытого сопротивления. Я ведь в конце концов ваш начальник. Но я хочу, чтобы вы ясно показали, не оставляя никаких сомнений: вы считаете меня идиотом.
Анастасий нахмурился. Валентин что-то пробормотал себе под нос.
— Что ты там сказал, Валентин? — поинтересовался Велисарий. — Не уверен, что я уловил суть.
Молчание.
— Он сказал: это будет нетрудно, — пророкотал Анастасий.
— Я так и подумал, — задумчиво произнес Велисарий. И улыбнулся. — Значит, у вас с заданием проблем не возникнет. У вас все получится естественно.
Валентин опять что-то забормотал себе под нос, на этот раз бормотал долго. Анастасий, не дожидаясь вопросов Велисария, Решил вмешаться.
— Он сказал — я только передам суть, — что умники обычно заканчивают тем, что перехитрят сами себя. Что-то в этом роде.
Велисарий нахмурился.
— И все? Мне показалось, он говорил гораздо дольше. Даже целых несколько предложений.
Анастасий угрюмо покачал головой.
— Большая часть других слов были просто бесполезными определениями. Совершенно излишними. — Гигант неодобрительно посмотрел на товарища. — Очень он любит нецензурно выражаться.
Они приближались к лагерю, разбитому гарнизоном Константинополя. Велисарий пришпорил коня и заставил его идти рысью. После того как Валентин с Анастасием чуть-чуть отстали, заняв свое обычное положение телохранителей, Велисарий склонил голову набок.
— Не забудьте: не соглашаться, — напомнил он. — Не одобрять. Если скажу что-то разумное, хмурьтесь. Приятное — рычите. Мирное и успокаивающее — плюйте на землю.
В ответ послышалось невнятное бормотание.
Велисарий с трудом сдержал улыбку. Он не стал спрашивать перевод. Но не сомневался: высказывались только нецензурно.
Им стали попадаться первые люди из гарнизона Константинополя. Через минуту они проехали уже мимо нескольких сотен солдат, собравшихся небольшими группками по периметру лагеря. Как Велисарий и ожидал, большая часть гарнизона держалась подальше от собравшихся в центре. Это были трусы или те, кто выбрали нейтральную позицию, колеблясь между двумя мнениями и решив выждать.
Он сердечно улыбался всем этим людям. Даже время от времени здоровался с ними. Валентин с Анастасием тут же изобразили на лицах недовольство, хмурились, а Валентин еще что-то беспрерывно неразборчиво бормотал себе под нос. Недовольно бормотал. Гарнизонные солдаты отвечали на улыбку полководца по большей части неуверенно. Но Велисарий отметил, что некоторые улыбнулись искренне и дружески. Робко, болезненно, но тем не менее улыбнулись.
«Я знал это», — подумал он удовлетворенно.
«Что знал? — тут же пришел мысленный импульс от Эйда. — И что происходит? Я запутался».
Велисарий колебался перед тем, как отвечать. Для сознания Эйда, которого он уже давно воспринимал, как живое существо, отказ повиноваться командованию и восстание были совершенно непонятными категориями. Эйда произвела на свет раса разумных кристаллов в далеком будущем и послала назад во времени, чтобы спасти людей от порабощения (и, не исключено, полного уничтожения) теми, кто называл себя «новыми богами». Разум этих кристаллов был во многом полностью отличен от человеческого. Одним из отличий являлось отсутствие индивидуальности. Каждый кристалл, хотя и жил сам по себе, являлся частью коллективного разума — точно так же, как каждый кристалл, в свою очередь, являлся сложным существом, состоящим из постоянно меняющих свое положение граней, которые выпускали странные импульсы. Для этих кристаллов, и в частности Эйда, внутренние разлады и споры, которые естественны для людей, были непостижимы.
«Произошло то, что мы называем неподчинением, Эйд. Или восстанием».
После нескольких лет практики Велисарий научился отправлять свои мысли и свое восприятие событий в сознание Эйда. Как он обнаружил, передача своего восприятия и понимания происходящего, своего «видения» событий часто оказываются более легкими средствами общения с кристаллом, чем слова.
Поэтому он воспроизвел в памяти примеры различных восстаний или неподчинения командованию из прошлого, завершив показ восстанием Спартака и его мрачным финалом.
Он чувствовал, как грани кристалла мигают, воспринимая посылаемые им видения, пытаясь впитать суть.
Пока они это делали, а Эйд раздумывал, Велисарий с телохранителями добрались до центра лагеря. По меньшей мере четыреста солдат из гарнизона Константинополя собрались там, по большей части маленькими группками, окружая старших по возрасту солдат.
Велисарий не удивился. Как он и предполагал, простые солдаты сильно полагались на мнение и взгляды руководителей подразделений и непосредственных начальников. Это была армия, которую вели пентархи, декархи и гектонтархи, а не офицеры высшего звена.
«Хорошо. С этими людьми я справлюсь. Они будут угрюмы и злы, но они также думают и о своих пенсиях. В отличие от офицеров, у этих ветеранов нет богатых усадеб, где они собираются провести старость».
Толпа погрузилась в молчание. Велисарий медленно направил коня в самый ее центр. Остановив животное, Велисарий осмотрел солдат, уставившихся на него. Смотрел он спокойно и долго.
«Это глупо, — поступил ментальный импульс от Эйда. — Твой план смешон».
Грани пришли к такому выводу после оценки видений, показанных полководцем. В особенности последнего, подавления восстания Спартака. Они не сомневались в своей правоте.