Щит судьбы
Шрифт:
Велисарий улыбнулся.
— Несомненно, ваши менестрели до сих пор поют об этом.
— Поют, ты прав, — мрачно ответил Куруш. — Но в большинстве своем это грустные песни, почти похоронные. О славных победах, после которых выжило трое человек. Потери были очень велики.
К полуночи Велисарий вернулся назад и решил осмотреть усадьбу. Вместе с ним отправился Баресманас. В свое время персидский посол был воином и на самом деле прославленным, но сочетание возраста и ужасной раны, полученной под Миндусом, сделало его дальнейшее участие в кавалерийских атаках копьеносцев невозможным. Поэтому он с радостью предложил свои услуги пехоте, которая будет защищать непосредственно усадьбу.
Бузес и три подчиненных ему офицера провели Велисария и Баресманаса по усадьбе. Они держали над головой факелы, с гордостью показывая хитрость укреплений. В особенности они выпячивали грудь, когда показывали защиту от гранат. Они в два слоя натянули ткань с тонкими металлическими палками, вшитыми между двумя слоями материи по всей длине. Эта конструкция позволяла легко переносить защитное приспособление, его можно было свернуть в рулон и прикрепить к спине мула. Правда, на этот раз использовались не железные пруты, а бронзовые. Часть многочисленных ограждений и решеток, совсем недавно украшавших балконы и сады, в которых утопала усадьба, была разобрана и вшита между кусками материи. Готовые защитные приспособления крепились к оставшимся бронзовым ограждениям, чтобы закрыть внешние стены усадьбы. В приспособлениях по краям были проделаны отверстия, через них пропущены кожаные веревки, которые завязывались на бронзовых ограждениях.
В некоторых случаях делать дырки в ткани не потребовалось, поскольку имелись отверстия в бронзовых частях решетки, ставших частью защитных приспособлений.
— Мы их не сверлили, — признался Бузес. — Они уже были просверлены и так соединялись друг с другом. Но мы решили, что нам так даже и лучше. Видите? Экраны можно ставить на нужное место, словно закрывая дверь. Дергаешь за веревку — раз, и экран закрыл стену. Занимает менее пяти секунд. А так с наружной стороны их и не заметить. Те, кто будет сюда приближаться, не поймут, как мы защищены.
На самом деле хитрость дизайна Велисария совсем не удивила. Он уже знал, что сирийские пехотинцы вообще мастера на все руки и это типично для жителей приграничных территорий. Они давно привыкли сооружать укрепления из всего, попадающегося под руку. Но тем не менее похвалил их, горячо и искренне.
Баресманас хвалил их гораздо дольше и с гораздо большим восторгом. И даже не упомянул жемчужины, которые совсем недавно украшали решетки на балконах императорской усадьбы. Они как раз и вставлялись в отверстия, сквозь которые теперь проходили простые кожаные веревки.
Шахрадар также ничего не сказал про странный вид больших бронзовых пластин, которые римская пехота использовала для укрепления части наиболее слабых участков наружной стены. Когда-то эти пластины висели в огромной трапезной императора, где после дневной охоты пировали его гости и одновременно с удовольствием разглядывали фигуры, выбитые на этих бронзовых пластинах. Чеканка все еще никуда не делась. Однако изображенные охотничьи сцены как-то побледнели. Лев лишился изумрудных глаз, антилопы — серебряных рогов, пантеры — нефритовых и рубиновых пятен, а слоны вообще выглядели абсурдно, подобно овцам с огромным носом — без хоботов из слоновой кости.
Баресманас ничего не сказал и в самой трапезной, когда они с Велисарием присоединились к пехотинцам за поздним ужином, только обменялся приятными банальностями, обсуждая великолепную кухню. Сирийцы соглашались, что еда тут отличная. Осталось много припасов, которые и были использованы для приготовления ужина. На самом деле ужина, достойного императора. Только Баресманас не стал указывать, что такую пищу императору не пристало подавать на деревянных тарелках и резать простыми кинжалами. Он держал язык за зубами. Не стал он и интересоваться, куда подевались золотые блюда и все кухонные принадлежности, которые гораздо лучше бы подошли для пира, в котором участвует и главнокомандующий.
Во время осмотра усадьбы Баресманас сорвался лишь однажды. Услышав, как Бузес хвалит какого-то мастера, специализирующегося по металлу, и говорит, что его воины наконец смогли показать свое мастерство в великолепно оборудованной кузнице, расположенной в дальней части прилегающей к усадьбе территории, Баресманас изъявил желание посмотреть, как работают кузнецы. Бузес откашлялся.
— Ну… э… там очень жарко. Ужасно! И грязно. Не поверите! Неужели вы хотите пойти туда? У вас же такие прекрасные одежды. Вы их испортите…
— Я настаиваю, — сказал Баресманас. Вежливо, но твердо. Он провел рукой по шелковому рукаву туники, довольно небрежно и беззаботно. — Завтра мы участвуем в сражении. И меня поражают умения ваших солдат. В персидской армии нет ничего подобного. Копьеносцы из дехганов и даже слуги, сопровождающие их на конях, никогда не опустятся до такой работы. А наши крестьяне не умеют работать в кузнице, они способны только возделывать землю.
Бузес сглотнул.
— Но…
Встрял Велисарий.
— Делай, как говорит шахрадар, Бузес. Я сам хочу взглянуть на мастерскую. Мне всегда нравилось наблюдать за работой умелого кузнеца.
Бузес вздохнул. Слегка передернув плечами, повернулся и повел Велисария и Баресманаса в дальнюю от усадьбы часть территории. Они миновали императорские покои, потом комнаты слуг, прошли мимо прилегающих строений, благодаря которым удовлетворялись текущие нужны персидских императоров. Сами императоры никогда в эти здания не заходили.
Когда они вошли в кузницу, вся работа тут же прекратилась. Около дюжины сирийских пехотинцев застыли на своих местах, выпучив глаза на вновь прибывших.
Баресманас тоже уставился. И тоже выпучил глаза.
В центре мастерской стояла большая наковальня, рядом находился огромный котел, сконструированный специально для плавки металла. Котел активно использовался. Он был почти до краев заполнен расплавленным веществом. В эту минуту двое пехотинцев застыли как раз рядом с ним, уставившись на шахрадара. Они согнулись, чтобы ухватить за две ручки литейный ковш, содержимым которого заполняли формы, стоявшие у дальней стены.
Тайна исчезнувшей императорской посуды была тут же разгадана. Лишь немногие из золотых блюд — пожалуй, не больше корзины — все еще оставались на полке недалеко от котла. Количество остававшихся целыми золотых предметов тут же уменьшилось, поскольку пара золотых блюд выпала из рук римского солдата, с открытым ртом глядевшего на Баресманаса. Конечно, выпала в котел.