Сдавайся, детка

Фирсова Мария

Тимур, наверное, думает, мне легко открыться ему. Вывернуть душу, поделиться переживаниями…

Когда-то это было просто, но с тех пор прошло достаточно времени, я стала другой, он изменился, сейчас же требуется привыкать к совершенно новому, что есть в нас обоих. Мне это дается с трудом, где-то на подсознании еще прочно сидит мысль, что Кирсанов-младший может с легкостью предать, забыть, погнаться за иллюзиями, а потом снова придется зализывать раны и корить себя за слабости. Я так

больше не хочу. Мне хватило. Однако, против воли все равно тянусь к нему. Душа проклятая никак не успокоится, она истосковалась по его голосу, улыбке и безумно радуется, когда мы остаемся наедине. Неспешные беседы, проблемы и чужие тайны нас все-таки объединили. С этим фактом спорить бесполезно, да я и не пытаюсь.

А еще я не хочу возвращаться в дом его родителей, предпочла бы вообще больше не бывать там. Это клетка, капкан, из которого целым никто, кажется, не может выйти. Тимур сам, как раненая птица. Его крылья сломаны, а помогли в этом его близкие, самые родные, пожалуй, люди. В голове у меня не укладывается, но я в такие моменты оборачиваюсь назад, вспоминая, что и в моей семье все не так прекрасно было, как бы хотелось. Тот же отец наломал дров, оставил своих жен, бросил детей…

— Может, я подожду здесь? — робко спрашиваю у Тима, видя, как навстречу идет его мама.

Не хочу с ней видеться, разговаривать. Она меня пугает, хочется замереть на месте, превратившись в нечто эфемерное.

— И пропустишь самое интересное? — усмехается он, кажется, смирившись, что впереди нас ожидает буря.

— Предпочла бы держаться подальше от вашего логова, — цежу сквозь зубы, но деваться некуда. Выдыхаю, поправляю воротничок блузки и выбираюсь из тачки.

Тимур улыбается, старается держаться, но я вижу, что изнутри его раздирают демоны. Он устал. Хочется вырваться из оков, положив конец всем недомолвкам и тайнам.

Только для этого определенно требуется задать вопросы: твердо, уверенно, а не мямлить, ожидая милости небес.

— Привет, мам, — помахав родительнице рукой, зевает Тимур устало.

Потягивается, взлохмачивает челку и направляется к дому. Я семеню следом, нервно теребя в руках ремешок сумки. Ноги словно ватными становятся, все внутри противится, хочется развернуться и убежать. Я откровенно боюсь взгляда Артема и его отца, переживаю, что те подумают, но где-то в глубине бьется мысль: а не плевать ли? Они чужие люди, никто никому ничего не должен. По крайней мере, сейчас точно.

— Ты специально это устроил? — едва не переходит на визг его мама, а мы замираем на полпути. Тим медленно поворачивает голову, прикусывает губу, явно желая сначала выслушать ее, а уже потом заводить разговор. — Уехал, а сам натравил эту сумасшедшую, хочешь испортить жизнь всем?

— Кому, мам? — всплеснув руками, заводится Тимур в следующее мгновение. Его глаза вспыхивают, ноздри раздуваются, а из ушей чуть ли не валит дым. Он зол, и

я его понимаю в этот миг.

— Своему брату, отцу.

— Конечно, сплю и вижу, — не остается он в долгу. — Артем же беззащитен перед внешними обстоятельствами, маленький ребенок, — повышает голос Тимур. — Все в этой семье такие нежные и правильные, один я исчадие ада, так?

— Не смей говорить такое. Это девчонка тебя настроила? — тычет она пальцем в мою сторону, а я, мазнув взглядом по лицу Тимуру, начинаю пятиться в сторону. Язык прилип будто к небу. Не знаю, что сказать, честно. В мои планы не входили разборки с его мамой и теперь я растеряна.

— Почему ты во всем ищешь крайних? Мам, ладно они, но ты? Что плохого я сделал тебе? Иногда мне кажется, что виноват априори уже тем фактом, что родился.

— Бред, — качает она головой, время от времени оглядываясь на входную дверь дома. — Все было прекрасно, пока ты не связался с этой без роду и племени. А потом Ольга, ребенок…

— Да хватит! — взрывается Тимур. — Уже всем понятно, кто настоящий отец Кирюхи. Неужели вы ослепли или не желаете просто увидеть истины? Он сын Артема, — чеканит Тим, а я округляю глаза.

Шокирует ли меня это? Наверное, больше нет, чем да. Я, конечно, все эти годы была уверенна, что отцом мальчика является Тимур, но… глаза не врали. Да было что-то в том от Тима, как ни крути, но гены пальцем не раздавить, только все остальное в нем от Артема. Они словно под копирку. Отец и сын!

Но все равно от слов Тима мне становится не по себе. Вдоль позвоночника пробегает холодок, я судорожно сжимаю в руках сумку, ощущая, что гром грянул… следует ожидать настоящего ливня вскоре.

— Вы врете, — возражает его мама. — Сговорились, да? Она тебя шантажирует? Твоя Алена или Ольга, признавайся!

— Прекращай спектакль, — сделав шаг ближе к матери, склоняется Тим и медленно произносит, глядя ей в глаза. — Уже не выйдет обелить его имя, как бы вы не старались. Кстати, мам, а ты давно общалась с Вороновым? В курсе, что ему жить осталось мало?

Ее лицо бледнеет в одну секунду. Она пошатывается на ровном месте и взгляд становится стеклянным. Как по щелчку пальцев превращается из фурии в отшельника. Обхватывает руками собственные плечи, упирается взором в плитку под ногами и, мне кажется, что Тимур выкинул просто последний козырь.

— Откуда ты знаешь? — дрожащим голосом спрашивает она, вскидывая голову.

— Я с ним виделся недавно. Он много интересного поведал о Полине, моем рождении.

— Он ничего не знает, — делая шаг назад, повторяет его мать, как умалишенная, — он ничего не знает…

— Я бы не утверждал, если учесть…

— Стой, — вмешиваюсь я, не в силах больше смотреть, как он каждым словом уничтожает собственную мать. Какой бы она ни оказалась в итоге, но сейчас она женщина, родившая его, воспитавшая.