Сдайся мне

Росс Софи

— Почему ты напился?

— У меня умер отец. Узнал пару часов назад, или уже больше.

Я замираю, пытаюсь осознать только что сказанное Мироном.

— Мне жаль, — говорю с замиранием. — Мне правда очень жаль. Это…это ужасно.

— У нас с ним никогда не было нормальных отношений. В недавнюю нашу встречу, когда я уезжал, мы наговорили друг другу кучу всего, потому что отец решил продать квартиру моей матери, не обсудив это со мной. Это был наш последний разговор.

Предателю очень тяжело даются эти слова. По его голосу

я чувствую, что он дико сожалеет. Самое страшное, что ничего уже не исправить. Каким бы ни был его отец, уверена, знай Мирон все заранее, он бы постарался что-то изменить.

— Как это случилось?

— Инфаркт. Его новая жена сказала, что отец много пил в последнее время. Отмечал успешные сделки, вот и доотмечался, — кривит лицо предатель.

Я не могу уйти сейчас. Не могу оставить его наедине с этой болью. Даже несмотря на то, что у меня внутри болит все из-за его поступка.

— Сам не думал, что меня так размотает, если честно. Вливал в себя вискарь, а меня вообще не брало. Ни в одном глазу не было. А в какой-то момент просто отключился. Совсем не ожидал тебя увидеть, когда глаза открыл. Думал, меня уже на органы пустили, а тут ты. Вся такая будто из моего сна.

— У меня не получилось уйти до твоего пробуждения. Так бы ты и не узнал, что я вообще здесь была. Мне, кстати, помог бармен из того места, не за бесплатно, разумеется.

— Я тебе верну все.

— Себе верни, — фыркаю. — Стала бы я на тебя еще свои деньги тратить. Мы вскрыли твой телефон, пароль в виде твоего лица — вещь очень не…

— Останешься? — перебивает меня предатель.

Вскидывает голову и смотрит внимательно в мои глаза. Мне становится неловко.

— Останусь. Если ты не будешь трогать меня.

— Динь… — тяжело вздыхает Мирон. — Этого больше не повторится, я клянусь тебе. Лучше обе руки себе отрублю, чем еще раз обижу тебя, зефирка.

— Ты уже весь замерз. И я заодно, — вру, потому что о себе предатель сейчас думает в последнюю очередь. — Закрой окно, пожалуйста.

— Как скажешь, моя маленькая командирша.

После этого Мирон наливает полный стакан воды и осушает его одним махом. Кадык на его шее дергается с каждым большим глотком, и я залипаю на это зрелище.

Я не хочу сближаться с этим человеком еще раз, но мне все больше начинает казаться, что никуда предатель из моей головы и не уходил. И из сердца тоже.

— Ты все испортил, — выпаливаю под натиском эмоций. — Зачем ты это сделал?! Боже, зачем только нужно было все это…

Не успеваю отшатнуться, прежде чем Мирон меня обнимает. Так крепко, что не вырваться. Но я все равно колочу его по спине кулаками, вымещая всю свою обиду. Не сдерживаясь. Со всеми силами, на которые только способна.

— Тише, Динь-Динь. Ручки себе не повреди, — он зарывается пальцами в мои волосы, массирует затылок. Нас обоих трясет то ли от холода, то ли от бушующего внутри груди урагана. — Хочешь отмутузить меня на ринге?

— Хочу… — я цепляюсь

за возможность. — Подожди, где?

— На ринге в тренажерном зале. Купим тебе розовые перчатки, покажу пару приемов и буду поддаваться по полной программе. Хочешь?

— Не хочу розовые.

— А какие?

— Красные. Чтобы под цвет твоей крови.

— Кровожадная такая, я тебя уже боюсь.

Сложно оставаться серьезной, когда предатель переводит все в шутку, сглаживая таким образом острые углы. Эмоции захлестывают, и я не могу нормально себя контролировать. Такое чувство, будто я балансирую в открытом океане без сил, и мне приходится отплевываться от каждого нового витка волны, накрывающего с головой.

Помощи ждать неоткуда, даже никакая коряга рядом не проплывает, чтобы можно было зацепиться за нее. Так и остается держаться лишь на собственном упрямстве.

— Спать хочешь?

Я отрицательно мотаю головой. Совсем не хочу. У меня прилив адреналина, из-за которого я теперь, кажется, до утра не сомкну глаз.

— Тогда посмотрим что-нибудь?

— Мелодраму.

— Диан…

— Самую слезливую, какую только можно найти.

— Если учесть, что из моей крови еще не выветрился весь алкоголь, я смогу это пережить.

На диване мы устраиваемся далеко друг от друга. Я нахожу в поиске действительно что-то очень романтичное и слезливое и уже к середине фильма начинаю подшмыгивать носом, обнимая подушку, чтобы мои руки нечаянно не потянулись к предателю.

Помню, как раньше мне всегда нравилось что-то смотреть, притулившись к нему под бок. Даже Агата закрывала на это глаза и спокойно разрешала мне использовать Мирона в качестве большой теплой подушки, на которую можно закинуть и руки, и ноги. У нас были абсолютно невинные теплые объятия, я скучала по ним очень долго, когда предатель исчез из моей жизни.

— Думал, ты будешь обходить меня десятой дорогой, — внезапно признается Мирон.

— Я пыталась. Но почему-то все дороги ведут к тебе. И я осталась только потому, что тебе сейчас плохо. Утром я уйду, и мы оба забудем об этом. Занесу твой телефон в черный список, чтобы больше никто мне с него посреди ночи не звонил.

— А мне казалось, что ты уже выросла из этих глупостей в виде черного списка.

— В каком смысле? — я даже отрываю голову от подушки.

— Уже забыла, как ни с того ни с сего отправила меня туда?

— После того, как ты написал мне то ужасное сообщение! Это ты сказал, что устал от меня! А я всего лишь решила облегчить тебе жизнь. Мне нужно было сидеть и ждать твои рассказы о…о…одругих? Я бы не смогла так.

— Ты что несешь, фея? Надышалась от меня? — Мирон подается вперед и облокачивается о свои колени. Поворачивает голову, наблюдая за тем, как я тоже сажусь, забившись в угол.

— Катись ты…от меня подальше, — я моментально спрыгиваю на пол, потому что мне обидно все это слышать.