Сделано из отходов
Шрифт:
Общественность молча соглашалась. Насчет Дыниной реакции на его новый проект Боб опасался абсолютно напрасно. Выслушав компаньона, Дыня поднял большой палец и промычал:
– Кла-а-а-с-с!
В связи с простотой исполнения операция отнимала минимум материальных средств, зато сулила мгновенное обогащение. Дыня мечтал купить «порше», чтобы покорить сердце хохотушки Рыжовой, а Боб вообще ни о чем не мечтал. Никогда. Не любил.
– Хватайся.
Дыня взялся за свободный конец рельса, и приятели потащили железяку к насыпи.
– Как ложить-то?
– Прямо так и положим.
– Поперек?
– Да
– Погоди, еще пять минут. Как бы не засекли…
– Кто тебя тут засекет, Дыня? На пять кэ-мэ, кроме тощих кроликов, ни одной живой души.
Дыня потер натруженное плечо. Насчет пяти кэ-мэ это точно. Вся физическая сторона проекта легла на Дынину широкую спину. Тащить по полям эту железку… У Боба, видишь ли, какой-то енурез, тяжести нельзя поднимать.
Боб опустился на колени и приложил ухо к холодной земле.
– Едет… Тьфу, сука, перепачкался, вонять буду.
Боб плюнул на рукав джинсовки и попытался отскоблить мазутное пятно. Потом вновь ухватился за принесенный ими рельс.
– Давай… Да не так, урод!
– Чего ты обзываешься?
– Поправь, поправь. Все, отваливаем. Рельс лег поперек железнодорожного пути.
– Может, привязать? – предложил Дыня.
– Если только к твоему концу, – ответил Боб на ходу, сбегая по насыпи к кустам.
Дыня тупо посмотрел на рельс и скатился следом.
Добежав до кустов, парочка свернула влево и понеслась со всех ног подальше от оставленного на путях рельса. Пробежав метров двести, Боб остановился, перевел дух и поднес палец к губам.
– Тихо… Во, слышишь? Ползет. Оба приятеля спрыгнули в заранее облюбованную ложбинку и залегли в траву.
Со стороны Москвы приближался пассажирский скоростной экспресс.
«Твердой поступью на площадь выходит колонна участковых инспекторов. Вот они – гроза тунеядцев и пьяниц, мелких хулиганов и нарушителей санитарии! В строю как молодежь, так и ветераны. В первом ряду, с переходящим вымпелом в руках, марширует заслуженный участковый России, майор милиции Безбород ный Иван Тимофеевич. Более двадцати лет он с гордостью носит милицейский китель. В этом году им составлен миллионный протокол на нарушителей порядка. С юбилеем вас, уважаемый Иван Тимофеевич! А рядом с ним совсем молодой участковый инспектор, только что закончивший с отличием школу милиции. Он еще не успел понюхать аромат чердаков и подвалов, его еще не обзывали „легавой сукой“, но у него все впереди.
Вот так, плечом к плечу, и стар и млад, идут на смертельную борьбу с преступностью наши доблестные участковые. Ура-а-а!..»
– Потише, Саша, потише.
– Что потише? Телик? Тогда не охай так.
– Нет, ты потише… Вот так, вот так, ах… «А следом за колонной участковых ровными шеренгами выходят на парад кинологи. Рядом с ними их верные четвероногие друзья, бескорыстные и преданные. Где человек бессилен, там поможет собака. Посадить бандита не посадит, но хоть покусает. Сколько их, достойных продолжателей дела легендарного Мухтара? И не сосчитаешь…»
– Ах, Саша, ах, еще, еще!.. Господи, как хорошо…
– Больше ничего интересного не вспомнила? О-о-о…
– Сейчас, сейчас… Я Витьку Гнутого
– Понял. Больше ничего?
– Не-е-е…
– У-у-у… На-та-ха…
«На площади появляются машины эксперт-но-криминалистической службы. Тяжелая, так сказать, артиллерия. Каждая машина оснащена по последнему слову техники. Внутри, склонившись над микроскопами, выявляют следы преступлений зоркие дактилоскописты, рядом с ними проявляют пленки фотографы. И можно с уверенностью сказать, как бы ни заметал следы нарушитель закона, а все не заметет. И что он не заметет, будет найдено, закреплено и положено в фундамент обвинения нашими экспертами…»
– Еще, еще!..
Трещит телефон.
Саша дотягивается до трубки.
– Алло-о-о. Ну?
– Шурик, это Рома. Ты не очень занят?
– Относительно.
– Слушай, у меня беда. Ствол не могу найти. Посмотри, может, в столе оставил.
– Хорошо, посмотрю. Все?
– Погоди, Шура. Если в столе не будет, загляни в сортир.
– Ну ты дал!!!
– Случайно вышло. Автоматически. Я когда приземляюсь на толчок, ствол с ремня снимаю, чтобы не мешал. А назад, наверное, сунуть забыл. У меня был тяжелый день.
– Ладно, гляну.
– Я перезвоню минут через десять, хорошо? «Парад подходит к своему апогею, колонны замерли перед трибуной, сейчас слово возьмет министр. В бессильной злобе смотрит преступный мир на происходящее…»
– Все-е-е… Ух.
– Что-то случилось, Саша?
– Все нормально, детка. Отдыхай. Я сейчас подойду.
Оперуполномоченный уголовного розыска Александр Сергеевич Стрельцов, на ходу застегивая ремень, вышел в коридор, достал из кармана складной ножик, сунул лезвие в щель между соседней дверью и косяком и, секунды две повозившись, открыл замок. Он не мешкая подошел к столу, выдвинул поочередно ящики и, мрачно ухмыльнувшись, прошептал:
– Долболоб.
Пришлось идти в туалет. Версия коллеги блестяще подтвердилась. Табельный пистолет всем известной системы лежал слева от унитаза, на канализационной трубе, слившись с ней, как хамелеон – с окружающей средой. Что и спасло раздолбая Рому от служебного расследования, увольнения из органов, а возможно, и от уголовной ответственности. Оружие с полным боекомплектом находилось в отхожем месте как минимум час, но осталось незамеченным ни начальством, ни личным составом, ни задержанными по разным поводам дураками.
Стрельцов поднял пистолет, протер его от влаги куском валявшейся рядом газеты и сунул за ремень. Наберут детский сад в милицию… С Романа Борисыча без вопросов пузырь «Наполеона».
Вернувшись в кабинет, Стрельцов, помимо Наташи, застал там уважаемого начальника отдела Листопада Германа Андреевича, служившего аж в звании подполковника.
– Ну-ка, выдь сюда, голубок, – Листопад указал на дверь.
В коридоре шеф, гневно сжав кулаки, зашептал Стрельцову в лицо:
– Сколько можно с бабами, а? Как ни зайду, сидят – ногами сверкают. Ты не о бабах должен думать, товарищ инспектор, а о повышении раскрываемости преступлений. Охренел совсем, да? Меры не знаешь? Гляди, ковбой, доскачешься.