Сделать все возможное
Шрифт:
— О, тепло, — щебечет она, устраиваясь поудобнее. — Мы что, теперь здесь играем?
Меня умиляет её забвение. Моё унижение превращается в смиренное веселье, и я начинаю маниакально смеяться. Каким бы ни было моё состояние, оно оказывается заразным, потому что Мэделин присоединяется, затем моя мама, а затем и все остальные. Несмотря на то, что я смущена, я осознаю всю нелепость этой ситуации. Это всё равно, что войти в комнату и обнаружить хитрого койота и бегуна в одной постели (герои мультипликационного сериала «Хитрый койот
— А-ха-ха-ха, А-ха-ха, — смеётся Келли. — Над чем мы опять смеёмся?
Глава 21
Наверное, было не правильным заходить так далеко с Лукасом. По той же причине, по которой вы не заводите детёныша питона только потому, что он милый (они вырастают всего на несколько футов, верно?), вы не начинаете дурачиться со своим пожизненным врагом только потому, что вы сексуально возбуждены. Иметь отношения с дьяволом, это превосходно и прекрасно, но до тех пор, пока дьявол не войдет в вашу комнату, не снимет с вас трусики и не покажет вам, насколько он действительно о вас заботится.
До того, как я начала смешивать работу и удовольствие, все было отлично. У меня было всё. Даже нрав. Мать, которая могла смотреть мне в глаза, не хихикая. И многоэтапный план по захвату практики доктора Маккормика.
А теперь я осталась без одной пары нижнего белья: я выбросила его в мусорное ведро после вечера игр - и единственное место, куда я сейчас иду - это «Дэйри Квин» (сеть фаст-фуд ресторанов с мягким мороженым и др. продуктами). Я в шоке. К моему сожалению, они закрыты; очевидно, я единственная, кому понадобилось съесть что-нибудь вкусненькое в понедельник в пол шестого утра.
Что заставило меня отклониться от двадцативосьмилетнего метода ведения войны, с проверенными результатами? Все, что мне нужно было - это держать дистанцию. Стать крутым доктором. И заставить Лукаса плакать.
Это Лукас.
Он тот, кто всё изменил.
В ту минуту, когда он вернулся в Гамильтон, весь такой: «Посмотрите на меня с моими мускулами и обтягивающими брюками». Однажды я видела, как он ел киноа на обед, КИНОА - зерно, о существовании которого он даже не знал, когда я видела его в последний раз.
Я должна была понять, что он преследует, какую-то цель и теперь это имеет смысл. Он не шутил, когда сказал, что хочет, чтобы я влюбилась в него, чтобы после того, как он разобьёт мне сердце, я переехала и отдала ему практику. Он действительно думает, что с помощью слова из шести букв, он выиграет эту войну.
Потребуется не один кобальтово-синий свитер, и не несколько случайных оргазмов, чтобы я забыла, кто он такой. Кто мы такие.
Мы враги.
— Вечер игр был веселым. Нужно будет как-нибудь повторить, — говорит Лукас, когда мы оба готовим кофе в понедельник утром.
— Какую именно часть? — спрашиваю я, излучая беззаботность.
Он передает мне сливки.
— Ту
Я со стуком ставлю кружку на стол, поворачиваюсь и толкаю его в ту часть кухни, которую не видно из коридора.
— Ты что, с ума сошел? Ты хочешь, чтобы нас уволили?
— Мы сейчас в клинике одни.
Это правда, мы здесь до смешного рано. Думаю, я не единственная, кто не смог уснуть.
— И все же, доктор Маккормик, наверное, установил где-то здесь микрофон или что-то подобное, — его взгляд падает на мои губы. — Так что перестань болтать.
Не осознавая этого, я прижимаюсь своими бедрами к Лукасу и сжимаю рукой его грудь. Его руки обвиваются вокруг моей талии, и я не могу сопротивляться.
Один поцелуй мне не повредит.
Два тоже.
Губы Лукаса, как упаковка печенья Орео: вы знаете, что лучше его вообще не есть, но стоит попробовать хоть одну печеньку, вы не сможете остановиться.
— Эти поцелуи не для тебя, — предупреждаю его я.
— Мне все равно.
Затем он берёт надо мной верх. Он поднимает меня и сажает на кухонный стол. Спиной я ударяюсь об шкаф, а своей задницей давлю несколько пакетиков с сахаром. Он рассыпается на пол, а Лукас наклоняет мою голову назад и прикусывает нижнюю губу.
— Я не могу, — выдыхаю я между поцелуями. — Детёныш питона.
— Что? — спрашивает он, проводя губами по моей шее.
— Орео.
Задняя дверь открывается, и на ручке звенят маленькие колокольчики. Джина напевает себе что-то под нос, и мы с Лукасом отпрыгиваем в разные стороны, пытаясь навести порядок на кухне. Когда она поворачивает из-за угла, я подметаю сахар с пола.
— Утренние, ранние пташки, — говорит она, наклоняя голову, прежде чем продолжить идти к своему столу.
Я стою, застывшая, ожидая, что она вернется и отчитает нас за то, что мы целовались до восхода солнца, но она не делает этого. До конца утра я хожу с дерьмовой улыбкой на лице, то есть, пока не появляется моя мама и не разрушает всё.
Она считает это разумным. На этой неделе наш дом будет обрабатываться от термитов или это были тараканы? Я точно не помню. Она клянётся, что говорила мне об этом, но я никак не могу вспомнить, когда мы с ней об этом разговаривали.
— Когда я мыла тебе голову! Ты не помнишь?
В последнее время я была слишком занята другими мыслями.
— Значит, над домом будет установлен один из этих больших шатров? Где мы собираемся жить? — спрашиваю я.
И тут она хлопает меня по плечу и передает мне сумку.
— Боюсь, это вопрос к тебе, а не к нам, милая. У меня есть место, где я смогу пожить следующую неделю, а вот тебе придется что-то найти. Уверена, ты справишься!
Мне двадцать восемь, и вдруг я стала бездомной сиротой.
— Где ты остановишься?
Она целует меня в щеку и начинает отступать в сторону коридора. Боже мой, она пытается сбежать.