Сделай мне ребенка
Шрифт:
Мама покачала головой. Она догадывалась, что домой он вернулся из-за болезненного расставания с девушкой. А теперь, по всей видимости, собирался наступить на старые грабли.
— Может быть, останешься и всё хорошенько обдумаешь? — спросила она с опаской.
Меньше всего ей хотелось видеть своего сына подавленным. Когда он приехал в Прагу, на него было жалко смотреть. Растерянный мальчик, который окончательно запутался в жизни.
— Некогда, мам. — Илья чмокнул её в щеку и убежал, чуть не забыв сумку с документами.
Как назло, рейсы отменили
Илья не мог уснуть. Вначале он караулил в зале ожидания ближайший вылет. Глаза не смыкались и когда самолет набирал высоту, и когда летел, взрезая облака, и когда приземлялся. Всего три часа полета, но они показались Илье бесконечными. Затем он гнал водителя такси, чтобы тот не тормозил на перекрестках.
После девятнадцати часов в больницу не пускали, но несколько смятых купюр смягчили сердце церберов-охранников. Да и медсестра заулыбалась гораздо приветливее, когда на стойку легли две тысячи рублей.
— Вообще-то это запрещено распорядком дня, меня могут наказать, — проворчала она. — Сейчас позову вашу женушку. Постарайтесь не шуметь. У вас полчаса и ни секундой больше.
Что-то подсказывало Илье, что им хватит пяти минут. Сомнительно, будто Илона передумает и примет бывшего любовника в распростертые объятия. Но он должен на неё хотя бы посмотреть. Убедиться, что всё более-менее в порядке. Либо увидеть, что порядком здесь не пахнет, и начать бить тревогу.
Ему даже представить страшно, каково сейчас Арефьевой. Она так мечтала о ребенке, и вот эта мечта оказалась под угрозой уничтожения. Боги! Как она это переносит?! Выстояла ли под натиском проблем или надломилась?
Пусть она останется желчной и стервозной. Пусть в её глазах пылает жизнь!
Если бы существовали молитвы за то, чтобы человек оставался всё таким же раздражающим, как прежде, Илья бы непременно вызубрил их наизусть. Но вместо того он сидел на скамейке, высчитывая секунды. Тишина рвала ему барабанные перепонки.
Он даже не заметил, когда над ним нависла тень.
— Ляля. — Донеслось сверху недовольным голосом. — Как ты тут оказался?
Илья поднял взгляд. Их глаза встретились. Её, холодные, почти ледяные, заставили сердце биться чаще. На мгновение Илья Ларионов потерял дар речи. Потому что во взгляде Арефьевой было не только недовольство.
Кое-что ещё.
Плохо скрываемая радость.
Только сейчас Илья понял, что тем вечером, когда они поругались, поведение Илоны было всего лишь защитной реакцией. Арефьева нацепила панцирь непробиваемой стервы, а он — идиот! — поставил свои обиды выше всего на свете. Разозлился, уехал. Не выслушал.
Какая она смешная. Нисколько не изменилась, если не считать живота, который оттопыривает рубашку клетчатой пижамы. Щеки бледные, губы поджаты, волосы заплетены в тугую косу. Всё такая же, как раньше. Только сейчас он окончательно догадался — вот тугодум! — что втрескался в Арефьеву Илону по самые уши.
Илья смотрел на свою Снежную королеву и понимал, что больше никогда её не отпустит. Осталось придумать способ, как вызволить её из больницы.
Глава 5
Дни в клинике тянулись невыносимо долго. Невкусный завтрак, анализы и процедуры, отвратительный обед, очередные измывательства надо мной, ужасный ужин. Вот и весь распорядок дня. У меня развилась нервная чесотка от вечных разговоров про выделения, отеки и изжогу — ничего другое будущих мам не волновало.
Вика заходила всё чаще и смотрела всё грустнее, словно пыталась не разрыдаться при виде меня. Я же чувствовала себя хорошо, а потому мой характер становился прежним. Мерзким и нетерпимым.
Вот и сегодня она притащила коробку печенья и домашние блинчики в контейнере. Плюхнулась на жесткую лавочку и уставилась, не мигая.
— Лаптева, либо ты прекращаешь рассматривать меня глазами побитой собаки, либо выметайся отсюда, — пригрозила я. — Задолбала.
Та осуждающе покачала головой.
— Я всё думала… Илон, ну чего ты ершишься?
— Ты опять про своего Илью? — безошибочно угадала я и прикусила губу, чтобы не застонать. — Отвянь от меня, пожалуйста.
Ларионов благоразумно не появлялся в больнице, сообщений не писал и у палаты не дежурил, а вот Вика проела все мозги своими нравоучениями на тему того, от какого мужика я отказываюсь.
— Ребенку нужен отец, а тебе — поддержка и опора, — была непреклонна подруга.
— Ребенку пока вообще ничего не нужно, а я хочу только того, чтобы от меня отстали, — фыркнула я. — Может, прекратишь мне на мозги капать?
— Он ведь примчался к тебе из другой страны. Ни слова не сказал. Безумно волновался. А ты всё выпендриваешься! — Вика хлопнула себя по коленкам раскрытыми ладонями. — Кто тебе нужен? Мультимиллионер или секс-гигант? Чем Илья-то не устраивает?
Я тягостно вздохнула. Начинается старая песня. Мы ежедневно заводили один и тот же разговор, будто я очутилась в персональном дне Сурка. Ленка хоть как-то останавливала Вику от расспросов, но наедине со мной у подруги срывало тормоза.
Вот как ей объяснить, что я не стану лезть к Ларионову и просить его вернуться? Да, мне было приятно, что он примчался из Европы ради того, чтобы навестить меня в больнице. Зачем скрывать очевидное. Но это не означает, что я должна расплыться лужицей и размечтаться о том, как мы с Ильей заживем долго и счастливо.
Не будет у нас никакого «долго и счастливо». Ларионов посмотрел на меня в естественной среде обитания, ужаснулся и ускакал в сказочные дали.
— Хватит действовать мне на нервы. Пообщаемся, когда ты остынешь.
С этими словами я оставила закипающую гневом подругу в гордом одиночестве.
— А блинчики?! — обиженно вскрикнула Вика.
Но мне кусок в горло не лез, да и брать что-то из рук предательницы — себе дороже.
Я вернулась в палату на середине увлекательного разговора про то, как часто должны ходить в туалет беременные женщины.