Сделка на любовь
Шрифт:
Каждая его вспышка ревности заканчивалась принуждением к сексу.
— Ах ты, сука, не хочешь меня?! Натрахалась уже. Кто тебя драл?! Кто?! — кричал мне в лицо, если я говорила «нет».
Тарас начал пить, много пить, приходил домой невменяемым. Поводом для очередного скандала могло послужить мое новое платье или пятиминутная задержка на работе. В какой-то момент я поняла, что ненавижу этого человека. Моя когда-то искренняя, чистая и восхищенная любовь трансформировалась в лютую ненависть. Последней точкой стали очередные побои и насилие. Тарасу вновь показалось, что я не так посмотрела на его партнёра на приёме. Он унизил меня на публике. В машине меня накрыло истерикой, припомнила ему измену, высказав, что он мне отвратителен. Из машины я уже вышла с разбитой губой, ссадиной на щеке и вывихнутой рукой.
На следующий день я ушла. Сбежала. Ушла в кризисный центр, где меня и ребёнка на время оградили от мужа-абьюзера и тирана. Я точно знала, что он везде нас найдет. Из-под земли достанет, поэтому просила помощи у государства. Мне помогли. Больше всего Тарас боялся огласки и испорченной репутации. Он пошел на уступки и на мое удивление быстро подписал все бумаги на развод.
Но я рано обрадовалась. Мой муж не изменился. Он очень жесток и изобретателен. Его кара и месть оказались очень жестоки. Тарас лишил меня всего: работы, средств к существованию, прав, а главное – дочери. И я на все готова, чтобы ее вернуть. Только я никто по сравнению с Тарасом. Он задавил меня, превратив в ничтожество. Даже когда избивал меня, выворачивая руки, я еще до конца не понимала, какой страшный человек Тарас Ларин.
Глава 2
Яна
— Отдай мне дочь! — не выдерживаю, набрасываясь на Тараса с кулаками.
Нервы сдали, колочу Тараса по груди и кричу, как ненормальная, на всю стоянку. Да, я сошла с ума. Рехнулась от горя. Я могла выдержать все: побои, унижения, оскорбления, то, что он отобрал у меня, вышвырнув на помойку. Но разлука с ребёнком невыносима.
Машенька совсем маленькая. Ей всего три года. Она боится темноты и засыпала только со мной. Она любит, когда я читаю ей сказки, лёжа с ней в кровати. У дочери аллергия на цитрусы и мед. Маше нравится, когда я плету ей косички. Она забавно щурится, когда я целую ее в нос, и целует меня в ответ. Когда я последний раз видела дочь, у нее шатался зуб и она очень боялась идти к стоматологу. Кто сейчас с ней засыпает? Кто следит за ее питанием? Целует, купает, делает хвостики? Что ей сказали про меня? Сердце разрывается, обливаясь кровью. Все внутри холодеет оттого, что меня нет с ней рядом.
— Что ты за чудовище?! За что ты так со мной?! Верни мне ее, — голос срывается. — Умоляю, — всхлипываю. — Хочешь, на колени встану? — цепляюсь за его пальто, начиная сползать на мокрый, грязный асфальт. Это не трудно. Когда падать ниже некуда, когда единственная цель – вернуть ребёнка, гордость умирает.
Коленки на брюках намокают, обтирая твёрдый асфальт. Ко мне дёргается один из охранников Тараса, пытаясь поднять, муж останавливает его взмахом руки, смотря на меня свысока и натягивая ехидную улыбочку.
— Поздно стоять на коленях, милая, — пренебрежительно одергивает мои руки от своего пальто, отряхивая его, словно я грязная. Он всегда так делает, показывая свое превосходство. — Дочь останется со мной.
— А как же я?! Тарас… — не хочу перед ним плакать, но слезы катятся сами собой. Оттого что на нас смотрит его охрана, случайные прохожие, от очередного унижения и полного отчаянья.
— Не захотела жить со мной – будешь на помойке. Все!
— А если захочу?! — медленно поднимаюсь с колен, пошатываясь. Бежевые брюки заляпаны грязью. На самом деле Тарас уже наказал меня. Очень жестоко наказал, оторвав от дочери. Я готова снова окунуться в ад, терпеть его тиранию и побои, делать все, стелиться под него, лишь бы быть рядом с дочерью.
Тарас хватает меня за скулы, больно сжимает, впиваясь пальцами, и тянет к себе.
— Поздно, Яна, надо было раньше думать. Я с помойки не подбираю! — отталкивает меня от себя, почти падаю, но заваливаюсь на машину охраны. Муж разворачивается, открывает дверь своего внедорожника, но я снова кидаюсь к нему, хватая за руку.
— Позволь мне хотя бы видеться с Машенькой! Как она?!
— Встречи с дочкой нужно заслужить, — ухмыляется, садясь в машину.
— Как заслужить? — хватаюсь за дверцу машины, не позволяя закрыть.
— Будешь отрабатывать каждую встречу. Очень долго и одарённо отрабатывать. Сходи на курсы глубокого минета, — противно усмехается. — Ах да, ты же оборванка. Последние деньги потратила на бездарного адвоката, — вынимает из бумажника несколько крупных купюр и кидает их в меня. Деньги рассыпаются по мокрому асфальту. — Позвони, как научишься, может, найду время, — дергает дверь, захлопывая ее.
Один из охранников окидывает меня насмешливым взглядом и тоже прыгает в машину. А раньше они боялись даже поднять на меня глаза. Машина уезжает, а я так и стою посреди парковки, смотря на купюры на грязном асфальте. Ветер поднимается, разнося деньги по парковке, какой-то прохожий мальчишка поднимает одну из них, оглядывается на меня и убегает. Мне все равно, я не собираюсь брать эти деньги. Хочется умереть. Прямо сейчас, выбежать на дорогу и броситься под автобус, чтобы снес меня к чертовой матери, размазав по асфальту.
— Ян! Яна! — сквозь шум в ушах слышу голос Тани. Это моя старая подруга, со времен общежития. Мы почти не встречались последние семь лет. Тарас был против. Он делит людей на сословия и брезгует всеми, кто ниже его. Мы поддерживали редкое общение в интернете. Недавно я убедилась, что такие люди, как Таня, самые искренние и надежные. Она вообще единственная, кто от меня не отвернулся. — Суд уже прошел? Ой, извини, я на работе… — замолкает, осматривает меня, распахивая глаза. — Ты упала?
— Да, на самое дно, — хриплю я, запахивая пальто, пытаюсь прикрыть грязь.
— Все плохо? Да? — Мотаю головой, не в силах ничего сказать. — Ладно, поехали, — хватает меня за руку. — Ты деньги выронила? — Таня присаживается, пытаясь собрать купюры.
— Не трогай их! — кричу как ненормальная. Мне кажется, я и правда рехнулась.
— Хорошо, ладно, — спокойно отвечает подруга, снова берет меня за руку и ведет к своей машине, как ребенка.
***
— То есть на работу ты вернуться не можешь? — спрашивает Таня, подливая мне еще вина. Я не пью, но сегодня глотаю вино как воду, оправдывая статус алкоголички и показания в суде.
— Я не то, что не могу вернуться на свое место, я вообще никуда не могу устроиться. Везде отказывают, услышав фамилию. Или берут, но через пару дней вежливо просят уйти. Он следит за мной, за каждым шагом. И душит, душит, душит… — выдыхаю. — Последние деньги отдала адвокату, продавать мне больше нечего. За квартиру платить тоже нечем.
— Может, лучше в родной город вернуться?
— Нет, не лучше, — отрезаю, допивая вино залпом. Опьянение вообще не чувствую. Тело потеряло чувствительность еще в суде. — Здесь Маша. Я не могу уехать.