Сдвиг по фазе
Шрифт:
В тот момент, стоя в оцепенении посреди гостиной со старой Библией в руках, я тоже уронил слезу. После такой находки у меня не осталось ни одного убедительного объяснения, за которое мог бы ухватиться даже самый ярый агностик. Истина, даже если ее практически невозможно принять, есть истина.
Именно тогда меня и покинули последние сомнения.
Эмма протягивает руку и сжимает Бет ладонь.
— Милая, вы в порядке?
— Честно говоря, даже не знаю. Хотя моя работа и заключается
— Да, — кивает Билл. — Не найти.
К нашему столику подходит женщина с растрепанными седыми волосами.
— Полагаю, одна из вас Эмма? — осведомляется она.
— Это я.
Эмма встает и пожимает женщине руку. Та представляется остальной компании: Шан, владелица кофейни. На прошлой неделе ей позвонила Эмма — по поводу, показавшемуся бы безумным любому, кроме бывшей хиппарки вроде Шан.
— Если вы готовы, тогда идемте.
Мы встаем и следуем за Шан. Проходим через дверь сбоку стойки, поднимаемся на два лестничных пролета и собираемся кучкой перед узкой лестницей, ведущей на чердак.
— Это просто замечательно, что вы делаете, — воркует Шан. — Сегодня так мало людей верят в потустороннее.
Причина, по которой четыре практически незнакомых человека стоят перед лестницей в камденской кофейне, заключается в том, что каждый из нас желает выполнить последнее желание одного человека. Воздействие этого человека на наши жизни за гранью восприятия, надежды и, нельзя не отметить, здравомыслия. Четыре жизни изменены навсегда, а жизнь одного мертвеца в джинсовке… А вот тут уж ничего сказать нельзя.
Мы с Бет поднимаемся первыми, за нами следуют Эмма и Билл.
К счастью, пол на чердаке дощатый, а света единственной лампочки достаточно для выполнения задачи. Уж не знаю, насколько старое это здание, но спертый воздух и прямо-таки неземная тишина были бы уместны и в средневековой часовне.
Мы встаем тесным кружком. Бет с Библией в руках произносит:
— Теперь, когда мы здесь, даже не знаю, что и сказать.
— Я взял на себя смелость и подготовил небольшую речь, — откашливается Билл. — Боюсь, бывших политиков не бывает.
Бет явно охватывает облегчение, равно как и Эмму. И хотя идея принадлежала мне, до этого самого момента в мыслях я не доходил, так что тоже приветствую инициативу Билла.
— Клемент! — начинает он. — Где бы ты ни находился, надеюсь, ты слышишь нас. Сегодня мы здесь собрались ради тебя. Не просто выполнить твое желание, но потому что ты оставил в жизни каждого из нас неизгладимый след. Думаю, скажу за всех, что наши жизни сложились бы совершенно по-иному, не повстречайся мы с тобой. Ты дал нам надежду, когда у нас ее уже не оставалось,
Билл вдруг осекается.
— Простите, — хрипло произносит он. — Это даже сложнее, чем моя первая речь в парламенте.
— Все в порядке, — мягко отзывается Эмма, кладя руку ему на плечо. — Не спешите.
Бывший политик делает глубокий вдох и продолжает:
— Мне жаль, что я не успел сказать тебе одну вещь, перед тем как ты ушел. Сказать, что встреча с тобой стала для меня настоящим благословением. Ты был и всегда будешь нашим ангелом-хранителем. Покойся с миром, мой друг.
Билл закусывает нижнюю губу, Бет и Эмма тоже отчаянно пытаются сдержать эмоции. Я сам едва не задыхаюсь от комка в горле, глаза у меня увлажняются.
Бет вручает мне Библию.
— Это должны сделать вы.
Я не отвечаю, чтобы не выдать волнение. Просто молча беру книгу и провожу ладонью по обложке. Мне приходится сдерживать слезы, чтобы выполнить то, ради чего я сюда пришел. Делаю несколько шагов вправо, поднимаю руку и осторожно запихиваю старинную Библию за ближайшую балку.
— Все сделано, Клем, — еле слышно шепчу я.
Время идет, а мы вчетвером так и стоим неподвижно, не отрывая взглядов от книги. Каждый из нас, полагаю, погружен в собственные мысли и воспоминания. А может, впрочем, все мы задаемся одними и теми же вопросами, на которые никто по-настоящему и ответить не способен.
Мы много общались друг с другом — и по отдельности, и все вместе, — и все пытались осмыслить собственный опыт. Но даже теперь, когда мы познакомились, навряд ли кто из нас стал ближе к пониманию всей правды о Клементе. Вполне возможно, мы и не должны ее понять. Кем бы он ни был, что бы им ни двигало, почти наверняка человек этот так и останется загадкой. Сверхъестественной, облаченной в джинсовку, поглощающей в огромных количествах пиво и сигареты, рубящей правду-матку, физически пугающей и политически некорректной загадкой.
Как и мои новые друзья, я никогда не забуду человека, ворвавшегося в мою жизнь и навсегда ее изменившего. И, как ни печально это признать, мне будет его не хватать.
— Не знаю, как вы, — вдруг нарушает тишину Билл, — но я не прочь выпить.
— И я, — отзывается Бет слегка дрожащим голосом.
Я тоже соглашаюсь, и мы втроем смотрим на Эмму.
— Я бы и рада выпить что покрепче, но все-таки предпочту апельсиновый сок.
Она кладет ладонь на свой округлый живот.
— Не думаю, что младшенькому пойдет на пользу, если я буду хлестать пиво подобно его папочке.