Сдвиг времени по-марсиански
Шрифт:
Он был пойман на том, что чинил за бесплатно.
На самом деле даже не за бесплатно, потому что надеялся извлечь выгоду. Просто это был новый вид обслуживания клиентов. Да и не такой уж новый, если разобраться. На самом деле это был самый старый способ – бартер. Но на его годовом доходе это никак не отражалось, так что союз не мог получить свою долю. Отто осуществлял свои сделки с домохозяйками, одинокими женщинами, жившими вдали от дорог, чьи мужья появлялись дома лишь на выходные, проводя пять дней в неделю в городе. Симпатичный, стройный, с зачесанными назад длинными
Отто был вынужден признать это.
И теперь работал на Норба Стайнера, что вынуждало его жить в пустынных горах Франклина Рузвельта, неделями не видя людей. А ведь пострадал он именно из-за своей страсти к личным интимным связям, и что теперь? «Даже бликмены не согласились бы влачить такое существование и быть отрезанными от всех, как я, – размышлял Отто, сидя на складе в ожидании прибытия следующей ракеты. – Вот если бы пошли мои собственные дела на черном рынке!..» Тогда бы он каждый день крутился по планете, как Норб Стайнер, заглядывая то к одному, то к другому покупателю. Неужели и тут он свалял бы дурака, выбрав товары, которые не смогли бы заинтересовать крупных воротил? Нет, все было правильно, просто торговля его шла не слишком удачно.
Крупных рэкетиров Отто ненавидел так же, как и крупные союзы. Он вообще ненавидел все крупное: гигантомания уничтожила американскую систему свободного предпринимательства, разорила мелких бизнесменов. Возможно, он был последним мелким бизнесменом во всей Солнечной системе. В этом на самом деле и заключалось его преступление: вместо того чтобы болтать об американском образе жизни, он попытался реализовать его на деле.
– Чтоб они провалились, – выругался Отто, сидя на корзине среди ящиков, коробок и картонок. За окном виднелись пустынные горы, покрытые редким засыхающим кустарником.
И где сейчас Норб Стайнер? Можно не сомневаться – прячется в баре, или ресторане, или в веселенькой гостиной какой-нибудь дамы – предлагает товары, вручает банки с копченым лососем, а взамен…
– Чтоб они все провалились, – пробормотал Отто и, встав, принялся мерять склад шагами. – Пусть получают то, чего хотят. Стадо животных.
Эти молодые еврейки… у которых сейчас Стайнер, – жаркие, черноглазые, круглобедрые, полногрудые, загоревшие от работы в полях в одних шортах и обтягивающих рубашках, под которыми видны полные груди, не стесненные бюстгальтерами, видны соски, облегаемые влажной тканью…
«Потому-то он и не хотел брать меня с собой», – решил Отто.
Единственные женщины здесь в горах – иссохшие черные аборигенки, которых и за женщин-то считать нельзя. Его не убеждали антропологи, утверждавшие, что бликмены принадлежат к тому же роду гомо сапиенс, что и человек, и что, вероятно, обе планеты миллион лет тому назад были колонизированы одной и той же межпланетной расой. Эти жабы – люди? Лечь с одной из них в постель? Да лучше собственноручно себя кастрировать!
И в это самое мгновение Отто увидел,
Он открыл дверь сарая и стал ждать. Четыре мужика, двое из них пожилые, одна старуха, несколько тощих ребятишек с луками, ступками и яичной скорлупой пака.
Остановившись, они молча оглядели его, потом вперед вышел один из мужчин и произнес:
– Да хлынут дожди от меня на твою бесценную особу.
– И вам того же, – откликнулся Отто, прислоняясь к сараю и ощущая безнадежную скуку. – Чего вы хотите?
Бликмен протянул листик бумаги, и Отто, взяв его в руки, увидел, что это наклейка от черепахового супа. Бликмены съели суп и сохранили этикетку именно для этой цели: они не могли объяснить, чего хотели, потому что не знали, как это называется.
– О'кей. Сколько? – Отто принялся показывать на пальцах. При пяти они закивали. Пять банок. – А что у вас есть? – не шелохнувшись, осведомился Отто.
Из группы выступила молодая женщина и указала на ту часть своего тела, которая так долго занимала все мысли Отто.
– О боже, – в отчаянии вымолвил Отто. – Нет. Уходите. Проваливайте. Хватит, с меня довольно. – Он повернулся к ним спиной, зашел в сарай и с такой силой захлопнул за собой дверь, что содрогнулись стены. Упав на упаковочную корзину, он сжал голову руками.
– Я схожу с ума, – проговорил Отто, сжав зубы. Язык во рту так распух, что еле ворочался, грудь болела. И, к собственному изумлению, он начал плакать. «Господи, я действительно схожу с ума, я сломался». Слезы катились по щекам. Он даже не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. «Что это?» – недоумевал он. Его тело сотрясалось от рыданий, а он будто был зрителем.
Но слезы принесли облегчение. Носовым платком Отто утер глаза, лицо и выругался, увидев свои руки, сведенные судорогой и ставшие похожими на птичьи лапы.
Бликмены все еще стояли за окном – возможно, наблюдая. Лица их были совершенно безучастны, и в то же время Отто был почти уверен, что они видели его и так же удивлены, как и он сам. «Действительно, загадочная история. Полностью с вами согласен».
Бликмены собрались в кучку и принялись совещаться, потом один из них отделился от группы и подошел к сараю. Раздался стук. Подойдя к порогу и открыв дверь, Отто увидел молодого бликмена, который что-то протягивал ему.
– Тогда это – произнес бликмен.
Отто взял предмет в руки, но никак не мог понять, что это такое. Он состоял из стеклянных и металлических частей с нанесенной на них калибровкой. Потом Отто сообразил, что это геодезический прибор. Сбоку на нем было выгравировано: «Собственность ООН».
– Мне это не нужно, – раздраженно буркнул Отто, вертя предмет в руках. Наверняка украли. Он вернул прибор, и юноша, стоически приняв его, вернулся к группе. Отто закрыл дверь.
На этот раз они тронулись прочь: он смотрел из окна, как они медленно удаляются в сторону гор. «А все-таки интересно, что делали геодезисты ООН в здешних горах?»