Сеанс мужского стриптиза
Шрифт:
Мамуля, подумав, кивнула и снова сонно зажмурилась.
– Кстати, еще информация к вопросу о гибели гражданки Горчаковой: есть одно любопытное обстоятельство, о котором капитан Кошкин может и не знать, – сообщила я. – Как раз вчера ночью один нервный юноша из новых бурковцев громогласно желал Нине Горчаковой множественных травм, не совместимых с жизнью! Я своими ушами слушала, как он кричал, что ей надо руки-ноги переломать, а лучше всего – вообще убить!
– Ага! – азартно вскричала мамуля, разом стряхнув с себя дремоту. – Так этот нервный новобурковский юноша, возможно, и есть убийца!
– Не так сразу! – поморщилась я. – Ты не видела этого юношу, он совсем еще мальчик, и притом инвалид, было бы жестоко натравить на него ирокезов Кошкина на основании одних подозрений. Надо бы сначала добыть какие-то серьезные улики.
– У тебя есть план? – проявила проницательность мамуля.
– Есть одна мыслишка, – уклончиво ответила я.
Понимая, что послеобеденному отдыху пришел конец, я вздохнула и устремила пытливый взор на наш домик.
– Ну? – поторопила меня любопытная родительница.
– Не знаешь, найдется у нас пара ведер? – спросила я вместо ответа.
– По воду пойдем? Или займемся сбором урожая яблок? Самое время! – съязвила мамуля.
Я покачала головой и встала с лавочки:
– Нет, не по воду! Мы с тобой пойдем на кастинг!
– Куда-а?!
– В дом, где живет странный юноша Поль! Я случайно узнала, что Нина Горчакова работала там уборщицей. С ее смертью вакансия освободилась, и мы с тобой будем на нее претендовать!
Преисполнившись энергии, я двинулась к сараю, в котором у нас хранятся инструменты, более или менее полезные предметы домашней утвари и просто всякий хлам.
– Мы вроде еще не настолько нуждаемся, чтобы идти в прислуги? – испугалась мамуля. – Или… Ты думаешь, Борю и Зяму все-таки посадят?! И мы с тобой останемся без наших мужчин-кормильцев?!
– Типун тебе на язык! – с чувством сказала я. – И швабру тебе в руки!
– Швабра! – забавно обрадовалась мамуля, получив от меня допотопный поломойный инвентарь. – Настоящая, обыкновенная, деревянная! Сколько лет я такую в руках не держала, все с пылесосом да с пылесосом…
– Если поступишь на работу, пылесос у тебя тоже будет, но, боюсь, совсем не обыкновенный, – вспомнила я. – Держи ведро! Готова к трудовому подвигу во имя мужа и сына?
– Всегда готова! – торжественно ответила мамуля, размашисто отсалютовав мне шваброй.
Я едва успела уклониться от свистнувшей мимо моего лица настоящей деревянной палки.
– Тогда быстро смени запятнанную блузку на свежую, чтобы не портить имидж уборщицы-чистюли, и вперед, с песней!
Мамуля послушалась, и уже через четверть часа мы с ней бок о бок шагали по деревенской улице, направляясь к краснокирпичному особняку.
Надо сказать, песнопение нам с мамулей в полной мере заменило погромыхивание жестяного ведра. Оно легкомысленно приплясывало в моих руках, нарушая серьезность момента веселым звяканьем.
Подпав под настроение, мамуля начала выделывать акробатические этюды со шваброй. Она то клала ее на плечо, как длинноствольное ружье, то резко выбрасывала вверх – точь-в-точь мажоретка на параде! Это показательное выступление очень понравилось неизбалованным зрелищами бурковским собакам, и с полдюжины
На шум из какого-то палисадника вынырнула бабка с тяпкой. С трудом разогнув спину, она удивленно посмотрела на нас и крикнула деду, сидящему на лавке под забором с газетой в руках:
– Петро, глянь-ка, че это за демонстрация?
Старикан остро глянул поверх очков и вновь безразлично зашелестел газетой, крикнув:
– Эт, Катька, кастрюльный бунт! Тебя не касается!
– Как это меня не касается? – возмутилась та. – Че, у меня в доме пустой кастрюли не найдется?
Через минуту легкая на подъем бабуся уже шагала в нашей группе замыкающей. На ходу она энергично колотила стальной ложкой по пустой полуведерной кастрюле и охотно давала пояснения всем желающим узнать, что происходит.
– Кастрюльная демонстрация, бабоньки! – звонко кричала азартная бабуся. – Присоединяйтесь! Протестуем против повышения цен на продукты питания и роста мужних аппетитов! Долой эксплуатацию женщины человеком! Даешь кастрюльный бунт! Берите котелки, идите с нами!
– Гал-ка-а! Олька-а! Наташка-а! – понеслось по дворам. – У тебя прохудившаяся металлическая посуда есть? Тащи сюда, говорят, лудильщики приехали! Берут котелки только оптом, так что бабоньки всей толпой идут!
Бурковские бабы – потомственные казачки – испокон веку были боевиты и занимали активную жизненную позицию. Галки, Ольки и Наташки не замедлили присоединиться к стихийно возникшему движению, цель которого, впрочем, была не вполне понятна. Одни участницы демонстрации ратовали за права угнетенных женщин, другие выступали за восстановление целости и неделимости прохудившейся посуды, а мы с мамулей просто шагали в авангарде женского батальона, не зная, как отвязаться от прибившегося к нам «хвоста».
Спасли нас архитектурные излишества новорусского особняка.
– Сюда, быстро! – поравнявшись со знакомой нишей под выступом балкона, я толкнула мамулю в эту зеленую пещерку и сама шустро прыгнула туда же.
Прикрывшись пышными плетями декоративной фасоли и вьюнков, мы спрятались от горластых демонстранток, которые под барабанно-кастрюльный звон прошагали мимо.
– Фу-у, кажется, отбились! – смахнув пот со лба, протянула мамуля.
– Отряд не заметил потери бойца, – подтвердила я, проводив взглядом кастрюльное шествие, быстро уползающее за поворот кривой улицы. – Радуйся, дорогая, тебе удалось посеять бурю! Признавайся, мамуля, ты в детстве была заводилой?
– Командиром октябрятской звездочки! – с гордостью подтвердила моя родительница. – До сих помню: «Октябрята – дружные ребята! Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!»
– Очень подходящий лозунг! – одобрила я. – Ну, звезда моя октябрятская, скажи, ты любишь труд? Физический, с тряпкой, шваброй и веником?
– Честно сказать? – мамуля нахмурилась.
– А придется полюбить! – назидательно сказала я. – Или убедительно притвориться, будто ты изнываешь от желания получить место уборщицы в этом прекрасном трехэтажном доме, где так много жилой площади, то есть немытых полов и пыльной мебели!