Себ
Шрифт:
– Скоро там еду начнут носить?
– Внимание, самолет заходит в зону перехода. Просьба занять свои места и пристегнуть ремни.
– Раздался из динамиков голос командира корабля.
Через пару минут по бортам заиграли струйки 'тумана'. Еще через минуту самолет погрузился в туман полностью и вылетел... в ночь. В небе висела луна, светили звезды. Себ удивленно обернулся на своих провожатых.
– Ничего удивительного, у нас еще ночь, или уже ночь.
– Сказал Монтгомери.
– Еще.
– Подсказал Эйзенхауер.
– У нас, это где?
– Спросил Себ.
– В Гонолулу, сержант!
– Эй, новенькая, закрой рот!
– Темнокожая надсмотрщица подняла с пояса планшет и сделала в нем пометку.
– Еще пять замечаний и тебя отправят в карцер.
Джулия замолчала и в немом исступлении принялась с удвоенной силой махать мачете, подсекая крепкие стебли сахарного тростника.
– К тебе больше внимания, потому что ты новенькая. Сломать хотят.
– Елена, высокая белокурая девушка, с которой у Джулии завязались приятельские отношения, взяла на себя роль гида тюремных порядков.
Елена была из Валгаллы и на этой почве между ней и Джулией завязалась дружба. Елена, так же, как и Джулия попала в тюрьму из-за мужа, участвовавшего в сопротивлении. Была она здесь уже более полугода, и с ее слов навидалась всякого.
– Отсюда бежать пробовали?
– Спросила Джулия не оборачиваясь.
– А куда отсюда убежишь? Тюрьма на острове. Вокруг все кишит крокодилами. Даже если добраться до земли, то и там двигаться можно только по мосткам, кругом вода. А все мостки перекрыть, это дело пары часов и десятка трех человек. Нет, побег это для самоубийц.
– Но и жизнью это назвать нельзя. Я не знаю сколько я смогу выдержать, мне уже сейчас хочется срубить этой надсмотрщице голову.
– Не дури!
– Новенькая! Осталось четыре замечания!
Джулия размахнулась и ударила по стеблям тростника. Мачете подвернулось в ослабленной, от непрерывного труда, руке и улетело в заросли.
– Три замечания!
Распорядок тюрьмы представлял собой следующее: после подъема и ужасного завтрака, похожего на свинячьи помои, начинались занятия. Это было странно в первое время. Занятия проводились в чистых кабинетах, и преподавателями, которых никак нельзя было отнести к тюремным работникам. Белокожие дамочки, с манерами и тихими голосами, обучали заключенных вещам, применение которым в тюрьме или даже за ее пределами трудно было найти. Литература, поэзия, риторика, умение обращаться с компьютерами, банковскими картами, какими-то кухонными приборами, знание марок производителей все и вся. Просмотры фильмов и их обсуждение.
В целом, первая половина дня могла быть скучноватой, но она была настоящим отдыхом, в сравнении с тем, что было после обеда. Сахарный тростник приносил тюрьме некоторый доход. Но кроме этого он служил и воспитательным элементом, и способом выяснить жизнеспособность заключенных.
– Слушай, Елена, а никто не возвращался назад, в тюрьму?
– Не было такого на моей памяти, и те кто здесь больше года, тоже не слышали.
– А ты не замечала, по каким признакам отбирают тех, кто готов?
– Джулию не пугали замечания надсмотрщицы.
– Мне кажется, что забирают тех, кто сломались, и тех кого сломать не удалось. Первых отправляют туда, к чему готовили, а вторых, не знаю куда, может и...
– Елена красноречиво провела мачете перед горлом.
– Значит, выбора нет.
– Как бы нет. Второй вариант, это мое предположение. Может и отпускают восвояси, с извинениями и пожизненной пенсией.
Джулия нашла сил хихикнуть.
– Два замечания! Новенькая, ты ставишь рекорды по скорости получения замечания. Карцер уже в предвкушении.
– Черт!
– Ругнулась Джулия.
– Ладно, хватит болтать. Перед сном наговоримся.
Джулию хватило минут на пять.
– Слушай, а я заметила, что все заключенные молодые и симпатичные.
– Эй, подруга, ты чего, давай без этого. Ты здесь не так долго, чтобы начать страдать от одиночества.
– Тьфу ты, дура, ты чего подумала? Я просто сделала такое наблюдение. Среди нас одни молодухи. Всем в районе двадцати, и мордахи у всех смазливые. Ты вот, тоже красотка. С чего бы такой отбор?
– Спасибо за красотку. Ну, ты права, мы тут уже давно подозреваем, что нас готовят к роли проституток, и судя по тому, чему они нас пытаются научить, работать придется с мужиками из самых верхних миров.
– Какой ужас!
– Джулия села в болотную жижу.
– Джулия, давай, маши саблей.
Надсмотрщица увидела Джулию, бросившую работать.
– Два замечания за раз! Всё, новенькая, ты заработала себе на карцер.
Пол карцера был залит холодной водой, примерно по щиколотку. Поначалу сводило ноги, но постепенно они привыкли и ничего не чувствовали. Через пару часов стояния, ноги начали уставать. Джулия попыталась сесть, но побоялась застудить женские причиндалы. Она приседала, прыгала, стояла на одной ноге. Вставала на руки, прислоняясь к стене. Некоторое время простояла на четвереньках. Но от всех непривычных положений, уставала еще сильнее.
Наступила ночь. Холодная вода бодрила, но сон понемногу одолевал. Джулия пыталась найти такое положение тела, при котором можно было бы как-то зафиксироваться, и вздремнуть, хотя бы несколько минут. Завтра ее выпустят из карцера и скидок на то, что она не выспалась, делать не будут. Джулия встала в угол. Она согнула ноги в коленях и села задницей на пятки. Попа едва касалась воды, что было терпимо. Девушка откинулась назад, упершись лопатками в угол, обняла себя руками, чтобы не так мерзнуть и уснула.
Проснулась она от скрипа открываемой двери. Джулия открыла глаза и попыталась вскочить. Но ноги ее совсем не слушались. Джулия упала в воду и поднялась на руках. Ее подхватили темнокожие охранницы и вынесли в коридор.
– Ну, ты даешь, девка. Всю ночь продрыхла в одной позе.
Кровь постепенно возвращалась в конечности. Ноги стало ломить. В коридор зашла Изабелла Муньос. Она криво ухмыльнулась, увидев мокрую, лежащую на полу, девушку. Начальница присела рядом с головой Джулии.
– Как? Понравилось?
– Изабелла окатила Джулию смрадом перегара и табака.
– В следующий раз, чтобы ты не спала, мы будем пускать в воду электричество. Или следующего раза не будет?