Седая весна
Шрифт:
— Ну уж нет! Что я, баба, сидеть на печи? Да и сколько заработаю, что домой принесу? — огрызнулся впервые.
— Чуть на гроб не заработал! Уходи, проживем. Не могу больше так. Детей пожалей.
— Коль суждено жить, никакой шторм не возьмет. У всякого своя судьба, и не проси, — нахмурился Лева. Осерчал и на мать: — Я на Колыме жив остался. Чего завелись? Чем пугаете? Сказал, в море пойду, и все на том!
Но медики, осмотрев Левушку, не дали согласия на его работу в море. Сказав, что по состоянию здоровья ему и на берегу нужно выбирать работу полегче хотя
Лева был ошарашен их приговором и, не поверив, проверился в городской поликлинике. Те результаты оказались жестче.
— Нельзя вам в море! — сказали врачи.
— Нельзя? Но как жить без него? — сник человек.
Ему, как многим, казалось все годы, что море держит его лишь заработками. Но оставшись на берегу, понимали, что дело не только в деньгах, есть другой, необъяснимый магнит, какой тянет неодолимо в море каждого, кто хоть однажды вышел в него и впитал в себя.
На словах никогда не услышишь от рыбаков доброе о море. О нем, как о женщине, лучше молчать. Истинное к морю проявляется в разлуке… Даже короткая передышка на берегу — срочный ремонт судна в доке и… Теряют над собою контроль, становятся раздражительными, вспыльчивыми, злыми, торопят ремонтников.
Могли бы хоть эти дни отдохнуть в семье, побыть с детьми и женами. Ведь до бессонниц скучали о них в море. А пришли с моря и через пару дней снова туда тянет. Сердцу не прикажешь. Береговая любовь — короткая.
Побыв с семьями совсем немного, забывают об отгулах, бегут в порт на судно. Никто их не зовет, кроме сердца… Сами берутся помогать ремонтникам, хотя их и не просят, бесплатно, лишь бы скорее уйти в море…
Только на берегу познается истинное отношение рыбаков и моряков к морю. Свою судьбу в нем не называют работой, только жизнью, и неспроста. Лишить их моря — значит отнять жизнь…
Левка не стал исключением. И, узнав, что медики «зарубили» ему рыбалку, поначалу не поверил и ходил как оглушенный. Он не знал, куда себя деть. Одолела бессонница и апатия к жизни, все потеряло свой смысл. Он уходил из дома надолго, сидел на берегу, вздыхал.
— Левка! Тебя берут в ремонтный цех на верфь, — сказала Лялька. Но он не услышал.
— Лева! Надо: на работу устраиваться. Мне одной тяжело, — уговаривала жена, заметив, что муж стал выпивать. Она все чаще стала приводить его с берега пьяным. Утром он обещал ей устроиться на работу, взять себя в руки и… не мог. Море оказалось сильнее.
— Лев, я не хочу больше так жить. Мы уже продаем вещи. Не удается свести концы с концами. Хватит вздыхать, встряхнись! Одумайся! У нас дети! Гляди, какими они стали? Бутылками начали играть. Соседи смеются! — плакала Лялька. И не выдержала: — Все! Ухожу от тебя! С детьми! Навсегда! Нет больше терпения! Сколько можно! Мы остались голые! Квартира, как сарай! Все продано! Живи сам! Видно, был прав отец! — собирала вещи. Она уже договорилась насчет комнатушки, какую решила снять для себя и детей.
— Ты всерьез уходишь? — глянул на жену удивленно.
— Дальше не могу, Лева! Мы опозорились на весь город. Ты не первый, кому пришлось уйти с моря. Но они не опустились, не
— Дети, к вам можно войти? — постучала мать, впервые услышавшая ссору. И вошла робко: — Что случилось? Вы поругались?
— Ляля с детьми уходить собралась от нас, — ответил Левка, вздохнув.
— Оно немудрено. Подпортился ты, сынок! Спасибо ей за терпение. Все ж пять лет ждала, когда образумишься. Но… Выход есть. Я не решалась вам свое навязывать. Да только иного решения не вижу. Левушкина болезнь называется морской тоской. Ею многие хворают. Иные умирали на берегу. Таких немало в городе. Но есть средство избавления от нее. Оно единственное — переезд. В другой город, подальше от моря, насовсем…
Лялька рот открыла от неожиданности. Лева обдумывал молча.
— Я так хочу, чтобы у нас все наладилось. Чтоб жили все вместе, как прежде. Чтоб внуки снова смеялись, а Ляля не плакала по ночам. Не уходи, дочка! Не бросай! Давайте уедем отсюда в другой город. В Россию! К лесам и березам, к людям, какие не знают нас… Продадим квартиру, купим домишко с огородом и садом, начнем все заново. Постепенно жизнь наладится.
— А где возьмем деньги на переезд? Нет их у нас, — вздохнула Лялька.
— Переезд сожрет половину стоимости квартиры, — заметил Лева.
— Тебе ли торговаться? Семью теряешь, сынок! Кто ты без нее? Это последний шанс! — всхлипнула мать. Лялька, раздумав уходить, подсела к мужу:
— Ну как решим?
— Согласен! Но куда?
— Давай в глубь России.
— Конечно, не в Москву! Там жилье лишь на кладбище сыщем! Слышал от рыбаков, почем там квартиры! Нам и на туалет не хватит. Надо в провинцию, где прожить проще, — предложил. Лева.
— Только купите дом, чтоб сами были хозяевами. С огородом и садом! Так все же проще, — посоветовала мать, уверенная, что дети, обдумав, согласятся с нею.
Вечером все бурно обсуждали, куда переехать.
— Вы сначала найдите покупателя на свою квартиру или приценитесь, чтоб знали, чем будете располагать. На эту сумму ищите жилье, — советовала мать.
— А кто поедет выбирать место? Дом? — спросил Левушка.
— Ты и поедешь! Узнаешь насчет работы обоим. Дом приглядишь, приценишься, поторгуешься, — предложила Лялька.
— Я не умею. Лучше ты. Одно боязно — тебя отпускать из дома. Время теперь тревожное.
— А ты не бойся! У меня на базаре каждый день война. Но живу. И ничего, — рассмеялась баба.
Через неделю сделали выбор. Поговорили с отдыхающими в Одессе. Те не стали скрывать ничего. Обо всех плюсах и минусах своего города рассказали:
— Жилья теперь много продается повсюду. Но ведь и оно разное, и цена. Снабжение — хорошее. Недостатка ни в чем нет. Были б деньги. Заработать их везде трудно. Но ведь живем, хоть и не без проблем. Нынче все на жизнь сетуют, это болезнь общая. Да толку от того? Слезами пожар не потушить и дело с места не сдвинуть. Захочешь жрать — рукава засучишь. А трудяге — сам Господь подает…