Седина в бороду
Шрифт:
– Хорошо, – кивнул сэр Мармадьюк, – у меня, кажется, появилась мысль! – Он сел за стол, обмакнул перо в чернилах и написал следующее:
В случае моей внезапной кончины я завещаю все свое состояние и всю собственность, которой я владел на момент смерти, Еве-Энн Эш из Монкс-Уоррен в Сассексе.
Мармадьюк Энтони Вейн-Темперли
– Необходимы два свидетеля, ваша честь!
Сэр Мармадьюк кивнул. Бен извлек из кармана боцманскую дудку, выглянув в окно и издал пронзительный свист. Вскоре в дверях появился краснолицый парень с буйной шевелюрой.
– Джордж умеет писать свое имя.
– Превосходно! – сэр Мармадьюк
– Не торопись, Джордж, – несколько обеспокоенно посоветовал Бен. – Сделай глубокий вдох и успокойся.
Подбодряемый подобными советами, Джордж расправил плечи и, высунув язык, принялся за работу с внушающим страх усердием выводя скрипящим пером бесчисленные завитушки. Но вот дело было сделано, он с облегчением вздохнул, поклонился и, сияя как медный таз, удалился. Теперь уже его хозяин схватил перо так, словно это был гарпун, окунул его в чернила, с силой встряхнул, склонился над бумагой и, вытаращив глаза и закусив нижнюю губу, поставил свою подпись. После этого сэр Мармадьюк посыпал лист песком, сложил его и передал удивленному трактирщику.
– Бен Бартер, – сказал он, – я желаю, чтобы вы хранили эту бумагу до тех пор, пока я не попрошу ее обратно. Согласны?
– Да, сэр.
– И никому ни слова!
– Буду нем, как рыба, сэр! Можете на меня положиться!
– Спасибо, Бен.
– А теперь можно поговорить и об ужине, сэр. Что вы скажете о тушеной в каперсовом соусе баранине?
– Превосходно, Бен.
– Тогда все будет готово в течение часа, сэр.
Он тотчас удалился, предоставив сэру Мармадьюку возможность в одиночестве прогуляться по саду. Через несколько шагов джентльмен наткнулся на беседку, укрывшуюся в зарослях жимолости. Вдохнув благоухание, он вспомнил, что в последний раз этот аромат… Тут чуткое ухо нашего героя уловило быстрые легкие шаги, и он, оглянувшись, увидел ту, о которой только что думал. От неожиданности джентльмен застыл на месте – его поразили безыскусная красота и природное изящество девушки. Роскошные волосы, выбивавшиеся из-под чопорной шляпки, непослушными локонами спускались вдоль щек; серьезные большие глаза под изогнутыми бровями; алые пухлые губы; решительный подбородок; великолепная фигура, утаить которую не могло даже скромное серое платье, броней укрывшее ее стройное тело. Наблюдая за ее быстрой грациозной походкой, сэр Мармадьюк позабыл обо всем на свете.
А девушка уже схватила его за запястья своими сильными маленькими руками, встревоженно заглянула в лицо и, стараясь справиться с волнением, спросила:
– О Джон… Джон Гоббс, что… что это такое о тебе рассказывают? Неужели ты собираешься драться с эсквайром Брендишем, с этим ужасным человеком… из-за меня…
– Нет, – ответил он, бодро улыбаясь. – Нет…
– Так ты не собираешься драться?
– Собираюсь, но не из-за тебя, Ева-Энн.
– Тогда почему, почему?
– Потому что я питаю сильнейшее отвращение к его персоне…
– Нет, Джордж все видел и слышал, и Бетти тоже слышала. Бетти рассказала мне, что дуэль назначена на вечер, на половину девятого, в дальней роще. О Джон, ведь драться – это смертный грех.
– Но весьма свойственный человеку, – беззаботно ответил сэр Мармадьюк. – А я стал гораздо больше похож на человека с того момента, как встретил… то есть с недавнего времени.
– Ты хочешь сказать, с тех пор как встретил меня?! О, Джон, неужели я действительно сделала тебя более человечным?
– Вынужден это признать.
– И именно поэтому ты облил эсквайра Брендиша и ненавистного Дентона… – ее губы дрогнули, – и поставил на карту свою жизнь! – Она вздохнула и стиснула его руку. – О, друг Джон, я прошу тебя, я умоляю тебя – откажись! Брендиш очень жестокий и дурной человек, и все же, если он оскорбил или обидел тебя, ради
– Нет, дитя мое…
– Тогда ради самого себя…
– Энн, это невозможно.
– Тогда, о, Джон, ради меня.
Она взглянула на джентльмена с такой страстной мольбой, что он смутился. Сэр Мармадьюк склонился и поцеловал ее руки, сначала одну, потом другую. Девушка поняла: ее просьбы ничего не изменят.
– Джон, – прошептала мисс Ева, – мой добрый друг, если тебя убьют…
– Это разрешит многие трудности, дитя мое.
– И разобьет мне сердце, ибо я останусь опять одна, а ты ведь мой друг… мой единственный друг.
– И всегда им буду! – с жаром воскликнул он.
– И ты все равно не откажешься от дуэли?
– Нет.
– В дальней роще, в половине девятого! Если ты умрешь таким греховным образом, если он убьет тебя…
– Ну, вообще-то, я не собираюсь умирать.
– Ах, Джон, не надо насмехаться надо мной, ведь я действительно с ума схожу из-за твоего упрямства. И даже если ты убьешь этого дурного человека, то его кровь навсегда запятнает тебя! Зачем подвергать опасности свое тело и свою душу, Джон?
– Быть может, ради того, чтобы снова стать человеком, – спокойно ответил он.
– И ничто не поколеблет твоего решения?
– Ничто.
Она расплакалась и сквозь слезы продолжала укорять, умолять, уговаривать, но сэр Мармадьюк остался при своем, лицо его затвердело. Наконец Ева-Энн отвернулась, безнадежно махнув рукой.
– Бог простит тебя, Джон. Он защитит тебя!.. – в отчаянии воскликнула девушка, повернулась и убежала вглубь сада.
Сэр Мармадьюк, проводив ее взглядом, вошел в беседку, сел на скамью, опустил голову и предался мрачным думам. Несмотря на свой немалый дуэльный опыт, он не мог избавиться от тягостных мыслей о смерти, о том внезапном переходе к великой неизвестности, что лежит по ту сторону могилы. Душа его наполнилась благоговейным ужасом, хотя до сих пор наш герой вел самую беззаботную жизнь, не омраченную мыслями о смерти. Печально сэр Мармадьюк взирал на солнце, клонившееся все ниже, на прекрасный вечерний сад, полный грустного предзакатного очарования.
Наконец, услышав жизнерадостный зов Бена, он тяжело поднялся и направился к постоялому двору, где его приветствовали аппетитные запахи. На столе сэр Мармадьюк обнаружил великолепное, дымящееся и ароматное рагу из баранины и воздал ему должное.
Глава VIII,
в которой сэр Мармадьюк остается без трости
Небо на западе уже пылало пожаром заката, когда сэр Мармадьюк добрался до полоски леса, известной как Дальняя роща. Здесь всюду сновали кролики, мелькая белыми хвостами, а дрозды наполняли воздух заунывными вечерними трелями. Рощица находилась в стороне от человеческого жилья, а от основной части леса ее отделял небольшой луг. Вот именно на этом месте два джентльмена и собирались прикончить друг друга к полному своему удовольствию, и вряд ли кто-нибудь сумел бы помешать им сделать это.
Выйдя на луг, сэр Мармадьюк огляделся, но никаких признаков присутствия своего противника не обнаружил. Он прислонился к ближайшему дереву, сложил руки на груди и погрузился в раздумья. Так стоял наш герой, прислушиваясь к далеким мзвукам и размышляя. Он хорошо понимал, что подвергает свою жизнь смертельноу риску. Вспоминая Брендиша, его неистовую ярость, осознавая, что в их дуэли не будет никаких правил и что стреляться они будут без свидетелей (не внушающего доверия Дентона в расчет можно не брать). Сэр Мармадьюк понимал всю серьезность нависшей над ним опасности, и все же испытывал глубочайшее удовлетворение. Его жизнь уже многие годы была пуста, бессмысленна и однообразна. А смерть… Тут он вспомнил о завещании, хранящемся у честного Бена Бартера и удовлетворенно улыбнулся.