Седина в бороду

Фарнол Джеффери

– О! – воскликнула Ева. – Но почему?

– Ну… бочка с водой оказалась под рукой и, кроме того, у меня появилось страстное желание окунуть его подлую голову в воду.

– А зовут его, – ка бы между прочим заметил сэр Мармадьюк, – Роберт Дентон.

– Ах! – воскликнула Ева и нахмурилась.

– Вы знаете этого негодяя, Джон?

– Да, мы оба его знаем. И он, конечно же, предложил вам деньги за похищение Евы-Энн?

– Именно так! Этот мерзавец очень точно описал место, где стоит ваша палатка, и я направился прямиком сюда в надежде помахать кулаками.

– Теперь я поняла! – воскликнула Ева-Энн. – Как же это отвратительно!

Я уже заканчивала стирать, Джон, когда сзади ко мне подкрались два человека. Поначалу я всего лишь удивилась, но затем испугалась и побежала к палатке за пистолетом, но один из них схватил меня и тут…

– Я сбил его с ног! – улыбнулся мистер Беллами. – А неплохая драчка получилась! Вволю поразмялись.

– Если Дентон так точно описал вам это место, – задумчиво сказал сэр Мармадьюк, – значит Вэмпер все рассказал ему. Завтра мы снимаемся.

– Зачем, дорогой Гоббс?! – возразил Руперт. – К чему такая спешка? Для стоянки здесь идеальное место – мягкая трава, тенистые деревья, чистая вода. А с Дентоном мы без труда справимся, и с его мошенниками тоже, вы, я и… мисс, то есть мадам.

– Друг Руперт, зови меня Евой-Энн. – Ева грациозно поднялась. Молодой человек тут же вскочил. – Сегодня ты доказал свое отношение к нам, и я тебе очень благодарна. Перед сном я помолюсь за тебя, Руперт Беллами. – Она протянула ему руку.

Молодой человек с благоговением посмотрел на эту нежную и в то же время такую умелую и сильную девичью руку. Он, наверное, поцеловал бы ее, если бы осмелился, но вместо этого он довольствовался пожатием, коснувшись руки так бережно, словно это была священная реликвия.

Ева повернулась к сэру Мармадьюку, как-то странно и нерешительно улыбаясь.

– Видишь, Джон, как неисповедимы бывают пути Господни. Он послал тебе в помощь Руперта, чтобы тот стал твоим другом. Я буду молиться за него и за тебя.

Некоторое время после ее ухода они сидели в молчании, каждый погруженный в свои мысли. Несколько раз мистер Беллами поднимал глаза на своего нового товарища, словно собираясь о чем-то спросить, но всякий раз не решался. Наконец, после нескольких безуспешных попыток, он все-таки осмелился заговорить.

– Гоббс, дружище, не будете ли вы так любезны… то есть, можно ли спросить вас?

– Конечно, Руперт.

– Ну… не сочтите меня слишком наглым, мой дорогой Джон, но если мы действительно станем друзьями, или, как заметила Ева-Энн, товарищами и… вы ведь понимаете меня?

– Возможно, вы выражаетесь несколько туманно, – предположил сэр Мармадьюк.

– Да, наверное, Джон. Но я вот что хочу сказать… то есть, мой вопрос…

– Да?

– Мисс Ева-Энн… мадам… она ваша жена?

– Нет.

– Прошу простить меня! Ваша дочь?

– Нет! – на этот раз ответ прозвучал куда более холодно.

– Еще раз прошу простить меня! Ваша племянница?

– Мы не родственники.

– Ну, конечно! Ясно! Именно так! Не родственники!

– Мы также и не любовники.

Тут мистер Беллами, пребывая в несколько возбужденном состоянии, сорвал с головы шляпу, изумленно посмотрел на нее и снова нахлобучил.

– А теперь, – мрачно улыбаясь, сказал сэр Мармадьюк, – я вас тоже попрошу ответить на один вопрос.

– С удовольствием, мой дорогой Джон.

– Какова непосредственная причина вашего столь явного безденежья?

Мистер Беллами тяжело вздохнул.

– Судьба, мой дорогой друг, неодолимый злой рок в облике карт, игральных

костей, короче говоря, азартных игр. Это у меня в крови. Я унаследовал этот порок как раз от пресловутого дядюшки. Как и он, я являюсь, точнее являлся завзятым игроком, хотя никогда прежде и не оказывался в столь трудном положении. А теперь, Джон, дорогой мой, я страшно хочу спать, и потому позвольте пожелать вам спокойной ночи и приятных сновидений.

Глава XXVIII,

в которой появляется болтливая парочка с Боу-стрит

Сэр Мармадьюк увлеченно рубил дрова, когда легкий беззаботный смех Евы-Энн заставил его вздрогнуть. Никогда прежде он не слышал, чтобы Ева-Энн смеялась так весело и заразительно. Сэр Мармадьюк обернулся. Девушка стояла у ручья вместе с Рупертом, они о чем-то оживленно беседуя. Прислушиваясь к их веселым голосам, сэр Мармадьюк отложил топор в сторону, устало опустился на табурет и уныло уставился на носки своих неказистых башмаков.

– Юность! – наконец вымолвил он. – Юность тянется к юности, а жалкому здравомыслящему возрасту остается роль трагического глупца. И что может быть смешнее и глупее, чем средний возраст!

Он печально уронил голову на скрещенные руки и погрузился в глубокую меланхолию, из которой его вывел раздавшийся поблизости звук. Он вскинул голову. Гораций внимательно разглядывал своего хозяина, вздернув лохматое ухо.

– Гораций, – вздохнул сэр Мармадьюк, качая головой, – ты, конечно, осел, но я еще больший осел, чем ты, раз сожалею о том, что этим детям весело и хорошо вдвоем. Послушай, как они смеются, мир для них – это огромная комната для игр, залитая солнцем, наполненная воздухом, в которой старым и немощным нет места! Я слишком стар и тяжеловесен и не могу равняться на них – эх, Гораций, такова уж наша с тобой злосчастная судьба. А он юн, весел, свободен, так что ему самими небесами предназначено быть победителем. Ну что ж, во всяком случае, это выход из трудной ситуации. Надеюсь, она найдет в нем свое счастье, а он в ней – свое будущее. А я, такова уж подлая человеческая натура, печалюсь о том, что могло бы быть! Так что, Гораций, мы с тобой здесь лишние, жизнь не сулит мне больше ничего, и мир – бесплодная и мрачная пустыня! И я еще смею, дожив до столь преклонных лет, впадать в тоску подобно зеленому юнцу! Стыд и позор, Гораций! В сорок пять лет следует быть более сдержанным! Давай же уподобимся древним философам и скажем себе – что бы ни случилось в этом мире, все к лучшему. И тогда, позабыв о несбывшемся, рассмеемся в лицо унынию и несостоявшимся мечтам! К тому же сегодня четверг, сегодня прибудет преданный Джон, так что нам стоит поторопиться на встречу, а молодых оставим здесь – пускай вволю болтают и смеются, наслаждаясь обществом друг друга. Пошли, Гораций.

С этими словами сэр Мармадьюк тяжело поднялся и начал устанавливать на Горация вьючное седло и корзины. После чего нахлобучил на голову широкополую шляпу, накинул на плечи домотканный сюртук и, подхватив почесыватель, потянул Горация за повод и отправился в путь. Но улизнуть незаметно нашему герою не удалось. Не успел он удалиться и на десять ярдов, как его остановил голос Руперта.

– Старина! – весело позвал молодой человек.

– Да, юноша? – мрачно откликнулся сэр Мармадьюк.

Мистер Беллами лучезарно улыбнулся и хлопнул его по плечу: