Седьмая чаша (сборник)
Шрифт:
— Значит, арестована… а мне даже не позвонила, — бормотал Еремей. — И все же расскажите мне подробнее.
— Расскажу, если интересно. — Ковачев дал знак приступить к обыску. — Готов ответить на все вопросы, которые вы мне начнете сейчас задавать.
— Почему? Какие вопросы?
— Самые разнообразные. Ну, например, уверены ли мы, что арестовали именно вашу дочь. А может, вашего сына? Почему бы вам не спросить?
— Что за намеки?
— Не стесняйтесь, господин Ноумен. Все равно придется разговориться. Вот вы не пожелали прочесть текст санкции
— Что?! — возмутился старик, но возмущение было явно показным, словно он даже чему-то обрадовался. — На каком основании? Уж не заподозрен ли я в убийстве?
— Кто здесь произнес слово «убийство»? Кое в чем мы вас подозреваем, это правда. Но зачем торопиться?
— Ладно, не буду спорить, — вроде бы смирился Ноумен. — Подчиняюсь насилию, но оставляю за собой право на протест.
XIV. МЫЛО, МЫЛО…
Да, в кусках мыла оказались бриллианты, притом такой величины и чистоты, что ювелиры не осмелились назвать цену даже приблизительно — впервые в жизни любовались они такими сокровищами.
Каждый камешек был взвешен и по всем правилам описан, прежде чем исчезнуть в бронированном банковском сейфе (у полковника Ковачева осталась всего лишь четвертая копия протокола). Пришла пора вызвать арестованного.
— Итак, вы Еремей Ноумен, торговый представитель американской фирмы «Крусибел стийл» в Константинополе, — начал допрос Ковачев. — Стало быть, торговец…
— Да, с вашего позволения, — бойко откликнулся Ноумен.
— А господа руководители фирмы знают, что только вы представляете их интересы на Ближнем Востоке?
— Спросите их сами.
— Обязательно спросим. Если, разумеется, такая фирма существует. А почему Никто? Почему вы не выбрали себе другое, нормальное имя?
— Надеюсь, господин, услышать более умные вопросы. Если их нет, потрудитесь меня освободить. Благое сделаете дело.
— Не думаю, чтобы освобождение стало для вас благом. Что касается более умных вопросов, то как вам нравится такой: зачем это ваша дочка вдруг превратилась в мужчину?
Ноумен молчал.
— Возможно, вы мне не верите? Извольте сами убедиться. Вот, взгляните. — Ковачев достал из папки снимки: — Мишель — женщина, и Мишель — мужчина.
Старик, посмотрев на снимки равнодушно, не счел нужным их прокомментировать.
— Вижу, фотографии вас не убеждают, — сказал полковник. — Что ж, если хотите, мы организуем очную ставку.
— Это двойник, — буркнул Ноумен.
— Интереснейшая мысль! С одинаковыми отпечатками пальцев?
— Мужчина или женщина — какое имеет значение? Допустим, он мой сын.
— Однако как вы держитесь за это родство! Верно, Коко необыкновенно вам дорог.
При имени «Коко» старик еле заметно вздрогнул.
— А я, например, не хотел бы иметь такого сынка, — продолжал Ковачев.
— В конце концов, я хочу знать, в чем меня обвиняют и на каких основаниях задержали? Иначе
— Значит, хотите по-деловому, как и подобает бизнесменам? Хотите заключить сделку?
— Никакой вы не бизнесмен. О какой сделке с вами может идти речь?
— Да вот о такой, к примеру: вы рассказываете всю подноготную, а я вручаю вам половину лифчика с бриллиантами. Согласны?
— Почему половину?
— Не будьте таким жадным! Ах, господин Ноумен, джентльмены всегда договорятся. Нужно ли нам переходить в кинозал, чтобы посмотреть короткометражку, где из окна «бьюика» высовывается рука и бросает пакет в урну? Ваша рука. Из вашего «бьюика». На пакете остались отпечатки ваших пальцев. Хорошо, я вас понял. Скажите, кто взял половину лифчика Маман, и я вам вручу вторую половину. Разве это не предел щедрости?
Ноумен был озадачен, но не настолько, чтобы раскаяться в грехах. Несмотря на наводящие вопросы, он продолжал запираться. И тогда полковник сказал:
— Значит, сделка не состоится. Мы согласны и на это. Если и есть убитые, то все же иностранцы… А в наших руках как-никак бриллианты. Почему бы вас не отпустить? Пожалуй, денька через три-четыре отправим-ка мы вас в Турцию. Туда, откуда вы прибыли.
Удивительно, но Еремей Ноумен молчал.
— Понимаю: молчание — знак согласия, верно? Но вы забыли осведомиться, почему мы вышлем вас через три-четыре дня, а не сегодня. И напрасно забыли. Это небезынтересная деталь в игре. Но я не так молчалив, как вы. Охотно объясню. Сначала мы отправим телеграмму по адресу: Джо Формика, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73, Бронкс, Нью-Йорк. И уведомим получателя, когда вы появитесь на турецкой границе. Думаю, он возрадуется. А для надежности пошлем шифровку дону Бонифацио. Шифр нам известен. Адрес такой…
— Это подло! Это вымогательство! — закричал Ноумен. — Не имеете права!
— Почему?
— Они меня пришлепнут, даже если я сдам бриллианты!
— И я так думаю. Но вас мы вышлем без сокровищ, учтите.
— Ладно, я выложу все как на духу.
— Только без торгашеских уловок, ясно?
— Все выложу. Но при одном условии. Обещайте не выпускать меня отсюда.
— Можно и пообещать, если вы не переборщите со сроком. Боитесь?
— Еще как! Эти двое, дай им шанс, сразу меня прихлопнут…
— Динго и Мэри?
— Какие там Динго и Мэри! Вирджиния Ли, любовница Бонифацио, и этот зверюга, Джексон.
— Значит, не они Динго и Мэри?
— Нет. Ная и Джек Горилла, такие у них клички. Динго и Мэри остались в Афинах. А свои документы и автомобиль отдали Маман и Морти.
— Ясно. Далее?
— Мое настоящее имя Иеронимус Гольдштейн, я немецкий еврей, бежал от гитлеровцев в Соединенные Штаты. По образованию физик, но Эйнштейна из меня не получилось. Пришлось обосноваться в мафии дона Бонифацио. Что поделаешь, не всем преподавать в университетах. Лично я не совершал никаких преступлений, будучи гуманистом и поклонником Эразма Роттердамского. Известен вам этот философ?