Седьмая чаша

Пеев Димитр

Ручки оказались только у Паликарова, Даракчиевой и Тотевой. Смилов раздал остальным красные шариковые авторучки. Каждый для пробы вывел на листе одну-две закорючки, только Даракчиева безуспешно старалась расписать свой фломастер, то и дело тряся им над столом.

– Придется вам и мне сделать одолжение, – сказала она, убирая фломастер в сумку.

Смилов подал ей авторучку, вдова вывела на бумаге идеально прямую линию и, видимо, осталась довольна.

– Теперь прошу послушать товарища Никодимова.

– Несколько слов об эксперименте, – сказал Никодимов. – Товарищ подполковник продиктует текст, который вы должны написать левой рукой. Левой, потому что именно этого требует анализ полученных вами анонимок. Потом спроецируем написанное

на экран, сравним с почерком анонимщика, и все станет ясно и вам, и следствию. Однако предупреждаю: не старайтесь выводить буквы каким-то особым способом, не тратьте понапрасну время. Современная графология позволяет безошибочно узнать и измененный почерк.

Александр Геренский встал – медленно, как бы поднимая на плечах весь груз тяжелого, донельзя запутанного дела.

– Прошу взять авторучки и в верхнем правом углу написать свою фамилию. Написали? Будем писать левой рукой. Помните предупреждение Никодимова: хитрить бессмысленно. Итак, начнем. – Он набрал воздух в легкие и заговорил медленно, отчетливо: – Дача Георгия Даракчиева. Пятница. Жаркий полдень. Метрах в пятистах от дачи, в перелеске, останавливается такси. Из него выходит убийца. Он быстро идет, осматриваясь. Потом открывает калитку собственным ключом и… – Геренский не договорил, прерванный возмущенным возгласом Даракчиевой:

– Если речь идет о том дне, когда был убит мой муж, ваш рассказ – просто бред. Я не стану писать эту галиматью. – Вдова демонстративно швырнула авторучку на стол. – Свои собственные ключи от дачи могли быть только у двух людей в целом свете – у Георгия и у меня.

– Поскольку ваш супруг не намеревался покончить жизнь самоубийством, а был убит, – жестко отрезал подполковник, – вывод однозначен: дачу открыли вашим собственным ключом.

– Именно это я и называю бредом.

– Называйте, как вам заблагорассудится. Не хотите писать дальше – не надо. Я и без помощи графолога заявляю вам официально, как должностное лицо: вы убили и своего мужа, и Косту Даргова.

Женщина хранила полное самообладание, даже нашла в себе силы улыбнуться:

– Любопытно, как я умудрилась отравить мужа, находясь в то же самое время за пятьсот километров отсюда?

– Думаю, это любопытно не только вам, но и всем подследственным. Позвольте мне сесть, потому что разговор будет долгим. Давайте, гражданка Даракчиева, договоримся так: я буду описывать ваши действия шаг за шагом, а вы где надо исправляйте меня… Начнем с мотивов. В последующие дни, на допросах, вы нам преподнесете бог весть какие сентиментальные измышления. А на самом деле истина такова. Вы сами – далеко не святая, но и вам надоел образ жизни вашего мужа. Это первый мотив, эмоциональный. А второй – чисто практический. Вы давно поняли, что благополучие консорциума не вечно, что милиция рано или поздно прихлопнет эту кормушку. Задумав погубить своего мужа, вы, в сущности, хотели похоронить и консорциум. Ловко задумано, особенно если учесть, что огромное состояние Георгия Даракчиева почти все было записано на ваше имя.

– Не я ловко задумала, а вы ловко сфабриковали, – сказала Даракчиева спокойно. – Подобные хитроумные мотивы можно при желании приписать каждому из присутствующих. Каким же образом я, если верить вашим фантастическим домыслам, совершила преступление?

– Планы этого убийства вы давно вынашивали, поджидая удобного момента, когда окажетесь вне всяких подозрений. И такой момент настал, когда вы отдыхали в Варне. Завтра, на первом допросе, вы увидите копии телефонных квитанций. В четверг, накануне рокового дня, вам действительно звонил Даргов. Он предупредил об очередной оргии – вернее, в очередной раз пожаловался на свою жену.

– Он только и делал, что жаловался, – сказала, передернув плечами, Беба.

– Вы быстро оценили ситуацию и наконец разработали конкретный план. Умная, сообразительная, расчетливая, вы ведь недаром читали любимые вами западные детективы… Звонок Косты Даргова, продиктованный вполне обоснованной

ревностью, привел в действие механизм вашего плана. Зная, как проходят оргии вашего супруга, вы предельно ясно представили себе то, что должно случиться на следующий вечер, в пятницу. И начали действовать. А действовали вы на зависть любому детективу. Во-первых, в ночь с четверга на пятницу спрятали платье и туфли В расщелине скалы, у самого берега. Во-вторых, одним-двумя телефонными звонками, а может, и с помощью взятки – мы еще в этом разберемся – добыли самолетные билеты до Софии и обратно.

– У меня – безупречное алиби, – сказала Даракчиева, но голос ее дрогнул. – Я была в тот день на пляже. Это видели все. А в полдень я дала телеграмму.

– Да, алиби… Оставили одежду на попечение друзей, загоравших у моря, сделали все необходимое, чтобы гардеробщица женского пляжа вас запомнила, но в том-то и загвоздка, что там вы пробыли не больше пяти минут. Вы покинули пляж в одном купальнике, держа в руках маленькую сумочку. В ней находились деньги Даракчиева и яд для Даракчиева. А вскоре вы облачились в спрятанное накануне платье и понеслись на такси в аэропорт. Не возражайте, неутешная вдова. Я нашел в Варне таксиста, который за пятьдесят левов доставил вас к самолету, а затем четыре часа ждал вашего возвращения из Софии. Отыскал я и портье – того самого, что отправил вашу телеграмму, тоже за взятку. Он отправил телеграмму в четырнадцать десять, когда вы были уже в Софии, точнее, возвращались с дачи. А на даче вы задержались всего на две-три минуты, не больше. Всыпать цианистый калий в чашу Георгия Даракчиева – единственную чашу, из которой он пил! – на это не потребовалось много времени. Потом? Потом – проще простого: на такси в аэропорт. Самолетом до Варны даже не пятьсот, а триста восемьдесят километров. Можете проверить по справочнику… До вечера было еще ой как далеко, а вы уже присоединились к своим приятелям на пляже, не сомневаясь в полной своей безнаказанности. Ибо кто же поверит, что человек может быть одновременно и на черноморском побережье, и в пригороде Софии?.. Но вы совершили ошибку, Даракчиева. Вы переиграли. Вы забыли, что если человек невиновен, то не нуждается в алиби. А вы постарались обеспечить себе тылы, создать доказательства своего пребывания на Золотых песках чуть ли не на все часы той злосчастной пятницы. И промахнулись. Вот в чем ваша ошибка: если ваша одежда пролежала до вечера на пляже под присмотром друзей, то в каком одеянии вы подавали днем телеграмму? В купальнике? И еще одного вы не учли, да и не могли учесть. Того, что ваш приятель Даргов с самого полудня отирался возле вашей дачи. Он видел ваше внезапное появление – и это стоило ему жизни…

Не поднимая глаз от стола, Даракчиева тихо спросила:

– При чем тут я?.. Ведь Коста сам взял на полке фужер!

– Даргов подписал себе смертный приговор еще тогда, когда заявил вам, что в пятницу видел убийцу. А наш следственный эксперимент позволил вам, хоть это и было очень рискованно, продемонстрировать свои возможности. Вы, хозяйка, первой пришли на дачу и на всякий случай подготовили фужеры с ядом. Если действие станет развиваться так, что Даргов будет исполнять роль Даракчиева, – что ж, прекрасно, если же нет – вы ничем не рисковали. И не забывайте: Даргов сам взял фужер, но вы подсказали ему, какой именно. Из вишневого сервиза, помните? Тогда я не обратил внимания на эту маленькую подробность – и Даргов вознесся к Даракчиеву.

– Все это слова, – хрипло приговорила женщина. – Слова! А конкретно вы ничего не можете доказать…

– Вы в этом убеждены? – спросил Геренский. – А мне кажется, что могу. Даже здесь, в этом зале. Потому что яд и сейчас при вас, Зинаида Даракчиева. Фломастер, который не пишет… Насколько мне известно, до сих пор никто еще не пользовался концентрированным раствором цианистого калия вместо чернил…

Она вздрогнула, сжалась. Подполковнику показалось, что она вот-вот схватит свою сумочку, и он поспешил ее остановить: