Седьмая часть тьмы
Шрифт:
– Сдержат, если уже не сдержали. Знать бы, подписаны ли бумаги…
– Ну, не сегодня, так завтра подпишут, что за печаль?
– Если завтра, то, может быть, есть еще время…
– Время для чего, дядюшка?
– Нет, вздорный, вздорный старик.
– Они не тебе передают всю власть, а себе.
– Как прикажете вас понимать, дядя Вилли?
– уже сухо спросил Алексей.
– Не сердись, мой мальчик. Наверное, в чем то и я виноват - не предупреждал, хотя чего стоят мои советы, советы человека, проворонившего собственную страну… Видишь ли, если бы сенат настаивал на твоем разводе с Марией, это бы значило, что они хотят ослабить твое положение, скомпрометировать тебя - какое бы решение ты не принял. Но сейчас…
– Так что сейчас?
– Сейчас, мой мальчик, они хотят тебя убить.
– Убить?
– недоверчиво протянул Алексей, но в душе отозвалось - так! Он думал об этом, подспудно, не позволяя оформиться подозрению в слова, но надеялся - ошибается, дует на воду.
– Сашенька мал, Мария неприемлема, кому в случае твоей смерти перейдет власть? Регентскому совету, а точнее, трем-четырем негодяям из нынешних. Чем больше полномочий передадут они тебе сегодня, тем больше их будет у регентского совета завтра.
– Но, дядюшка… Ведь это - только ваши умозаключения? Догадки?
– волнуясь, Алексей всегда начинал говорить книжно.
– Хватило бы и догадок, но увы…
– Я не вполне вас понимаю, дядя Вилли.
– Видишь ли, Алексей, у меня были люди, как бы это половчее сказать… Наблюдатели, некоторым образом.
– Э… - не зная, что сказать, протянул Алексей.
– Равно как и у твоего отца были люди в моем окружении. Без этого, знаешь, не бывает.
– Вы имеете ввиду - шпионы?
– Да… Можно и так сказать, но… Пусть шпионы. Сейчас, когда я стал тем, кем стал, то есть никем, они все равно оказывают мне некоторые услуги, самые незначительные, впрочем. Помилуй, я их не шантажирую, это мне как-то и не к лицу, просто…
– Я понял, дядя.
– Они, те люди, средней руки. Не у самой верхушки, но знают многое. Так вот, до самого недавнего времени рассматривался вопрос о твоем разводе с Марией. Долой Гогенцоллернов с российского престола! Даже будущую жену тебе подбирать начали, фигурировала княгиня… впрочем, неважно. Антигерманские настроения сейчас сильны чрезвычайно, взятие Берлина многим представляется делом решенным, но что дальше? Реституция династии? Нет, Германию планируют разбить на дюжину княжеств, находящихся под протекторатом России, а от тебя, Алексей, ждут дарование титулов, дающих право на княжение. Ждали. И, пока ждали, оставалось время для маневра, для борьбы.
– Ну, а теперь?
– На своей последней сессии сенат принял решение о кандидатурах в регентский совет - так, на всякий случай. Ввиду неопределенного состояния здоровья Его Императорского Величества. Монархисты отказались обсуждать любые вопросы, связанные с этим - при живом Государе это исключено. Но - обошлись и без них. Данное решение не афишировали - пока. Большинству в сенате оно и не представляется важным - просто предусмотрительность военного времени. Но членами регентского совета стала четверка мерзавцев - премьер и его подручные. И вот теперь твои новости. Нет, мой мальчик, на твоем месте я бы поберегся.
– Поберегусь, - невесело ответил Алексей.
– Всю жизнь этим и занимаюсь.
– Я бы мог помочь тебе… может быть.
– А именно?
– Если ты решишь покинуть страну, то в Аргентине…
– Нет, нет, дядюшка. Во всяком случае, не сейчас, - Алексей хотел спокойно подумать, отделить злаки от плевел. Фантазия у дядюшки всегда была буйной, а лишения придали ей параноидальное направление, но слишком все совпадало с его собственными опасениями.
– Прикажи кому-нибудь отвезти меня назад, - попросил кайзер, заметив рассеянность Алексея.
– И спасибо, что выслушал.
– Не дальний свет, сами доедем, - Алексей взялся за ручки кресла. Катилось оно легко, без скрипа, хорошая работа, он поглядывал по сторонам, день, как день, весь вечер впереди, есть время поразмыслить о делах. Довезет дядюшку - и начнет думать. А везти недалеко, действительно, не в Аргентину отправляемся. Или - в Аргентину? И сейчас он делает первые шаги в изгнание?
19
– Сорок миллионов полновесных американских долларов! Не дороговато ли обошлось нам это развлечение?
– Ф. Д. Л. расхаживал по кабинету, на ходу проделывая упражнения с толстой резиновой лентой. Хейз подумал, что не иначе у президента новая пассия - именно они подвигают Ф. Д. Л. на атлетические подвиги. Самый мускулистый президент за всю историю Соединенных Штатов.
– Если они окажутся правы, то это представится совсем неплохим вложением капитала, - в руках Хейз держал брифкейс с материалами, которые, как он думал, пригодятся для сегодняшнего доклада. Помимо прочего, там было письмо того ученого, на котором предыдущий президент начертал - "Выделить средства из фондов О. С. С.", но напоминать об этом сейчас было бы бестактно.
– Если. Если, дорогой Джеймс. Пока все, что мы имеем - это несколько ярдов скверной пленки и паршивой звукозаписи. Этих денег, толики этих денег хватило бы, чтобы заполучить дюжину агентов в Генеральном штабе русских.
– Именно так мы и поступили, сэр, - Хейз довольно улыбнулся. Пока все идет, как задумано.
– Но это новый аппарат позволил узнать, кого стоит купить, и тем самым кое-что сэкономил.
– Все равно, сорок миллионов - это чертовски много, - Ф. Д. Л. отложил ленту и перешел на имитатор бега. Резиновая дорожка с неприятным звуком начала стелится под ноги, но президенту нравилось бегать, порой он набегал по пятнадцать миль за день, пять было обязательным минимумом.
– Не желаете ли размяться, Джеймс? На тренажере достаточно места для двоих.
– Нет, сэр. Ваш темп мне не под силу, разве что на велосипеде…
– Вы научились льстить, Джеймс, - рассмеялся президент. Я умел льстить еще во времена Рузвельта Первого, подумал Хейз, но улыбнулся вслед президенту.
Несколько минут слышны были лишь скрип резиновой дорожки и дыхание Ф. Д. Л. Наконец, он отключил тренажер и, довольный, сошел на паркет. Настоящий mucho, потный, мускулистый, любимец богов и женщин.
– Он здесь, Джеймс?
– спросил Ф. Д. Л., восстановив дыхание.