Седьмая часть тьмы
Шрифт:
Охранники оттеснили корреспондентов. Собственно, теснить не потребовалось, не толпа. Человек десять всего: трое своих, русских, местные, плюс скандинавы. Карманная пресса.
Они покинула зал важных персон Таллинского вокзала, зал, где двадцать минут шла хорошо импровизированная пресс-конференция - Вабилов, атташе, охранники. "Руссобалт", черный, блестящий, ждал их у специального выхода.
– Автомобиль консула. Прошу, - атташе подвел его к мотору. Шофер, в казацкой форме - фуражка, штаны с лампасами, - распахнул дверцу.
Изнутри "Руссобалт" был не меньше, чем снаружи. Коврики на полу, занавески на окнах. Атташе сель рядом, один из охранников - вместе с шофером, остальные -
– Трогай, Микола, - скомандовал в переговорную трубку атташе. Машина покатила тихо, едва слышно.
– Впервые в Ревеле?
– атташе раскрыл погребец, притороченный к перегородке, отделяющей водителя от салона.
– Выпьете чего-нибудь? Личные запасы консула, Ивана Андреевича.
– Был когда-то. Давно, он еще нашим был.
– Нашим он и остался. Глядите, - атташе указал на окошко.
– Вон, флаг на башне, Длинном Германе. Вольный город Таллинн, - атташе нарочито, не в две, а в пять букв растянул согласные.
– У нас об этом флаге так рассказывают: премьер-инистр электрический полотер завел. Куда тряпку половую деть? Ну, и решили - дать Ревелю вольную, а тряпку на место флага и назначить. Занадобится - назад отберем, в двадцать четыре минуты, - не увидев ожидаемой улыбки, атташе посерьезнел.
– Шутка, может, и не умная, но суть отражает. Ревель вольный город, покуда выгодно России. Через него идет торговля с нейтралами, банковские и прочие связи. Приличия соблюдены, интересы тоже. А эстонцы пусть поснимают пенки нашего варенья. Так выпьете? Мартель, шотландский виски, нашу очищенную?
– Нет.
– И я воздержусь. Вечером расслабиться не грех будет, а с утра… - он вернул бокал на место.
– Далеко еще ехать?
– Вабилову стало тесно в просторном салоне. Может, действительно - стакашек? Сила слабых.
– Ревель, куда здесь поедешь? Приехали!
"Руссобалт" остановился рядом с особняком - белым, трехэтажным, восемь колонн напомнили Большой театр. Маленький Большой театр. Князь Игорь.
Искупить нельзя ничего. Ни деньгами, ни жизнью. Можно покаяться. Кусочек свободы заверните, пожалуйста, вон тот, слева, он попригляднее будет. Счет домой пришлите, мелких при себе нет, кончились.
Казачок, ловкий, крепкий парень лет двадцати, занялся багажом. Что багаж, пустяк, пара чемоданов.
– Иван Андреевич просил извинить - он в городе. Дела. Готовит ваше торжество. Знаете, в последний момент имеет обыкновение возникать раздрай. Согласование протоколов - Российского, Шведского и, разумеется, вольного города Таллина. Чье место выше. Будто не ясно. Вы располагайтесь, располагайтесь. Гостевые апартаменты налево. Отдохните, сосните часок-ругой, если хотенье есть. Про напряженный график я так сказал, слукавил. Завтра, да, после награждения. А до - негоже, по протоколу не полагается.
– Выходит, день у меня свободный.
– Получается - да, - атташе привел его в большой, светлый холл.
– Ваши апартаменты. Сейчас вызову камердинера и покину вас. Если что - протелефонируйте мне, я всецело в вашем распоряжении. Как и все консульство, - в голосе атташе было несомненное уважение, более того - почтительность, но почтительность временная, к калифу на час. Короткое служение короткому господину.
На столике красного дерева с выгнутыми ножками - стопка свежих, еще влажных газет. Событие. Почти везде на первой полосе его портрет. Его ли? Вабилов посмотрелся в зеркало. Два разных человека. Оба чужие. Он забыл первого, молодого, задорного - фотографиям было лет пятнадцать, - и знать не хотел этого, в зеркале. Пятнадцать лет спустя. Тогда, в девятнадцатом, ему и Елене послан был дар. Дар, иначе и не назовешь. В три месяца прошли путь от случайной идеи, идеи вечернего чаепития, до воплощения - пробирки универсальной вакцины. Инфлюэнцы больше нет. Инфлюэнцы, кори, коклюша, обычной простуды, словом, большинства вирусных хворей. Презрение академических кругов ("молокососы нашли панацею, какой вздор!"), Бешеный интерес газетчиков и осторожный, но нарастающий - промышленников. Еще через год капли РУВ - Российской Универсальной Вакцины - заполонили аптеки. По одной капле сентябрь и март. Миллионная экономия: прогулы по болезни сократились вдвое, втрое. Серые шинели избавились, пардон, от соплей. Господа офицеры, извольте соответствовать!
Они с Еленой отказались от патента: вакцина принадлежит всем людям. Пользуйтесь. И капли РУВ вошли в обиход, как аспирин, горчичники и скипидар. Кто помнит творца аспирина? Брокгауз и Эфрон? А это кто такие будут? Какой национальности?
Кому надо - помнили. Потрудиться, постоять за державу - священная обязанность патриота. За Матушку-Русь!
Открытый лист - впишите, все, что может понадобиться. Любое оборудование. Любые реактивы - хоть из преисподней. Любых сотрудников, даже инородцев. И - добро пожаловать в ваш институт!
Остров Науки. И робинзоны.
Морских свинок? Мартышек? Шимпанзе? Извольте получить. Товар самого первого сорту, иного не держим-с.
Он отошел от зеркала, к окну, к панораме Таллина - теснящимся крышам марципановых домишек, дымки из труб делали их еще более сказочными. Большие башни сторожили стары город - зорко, недреманно.
Вабилов прошел в спальню. Вещи разложены - фрак, сюртук, всякая мелочь. Разложены аккуратно, знающе.
Захотелось принять ванну, очиститься. Хотя бы на часок.
Вода, пенная и теплая, не загасила волнений, напротив, нервическая дрожь била сильно, крупно. Спустя пару минут, наконец, отпустило, но пришел зуд, кожа чесалась, покусанная мириадами блох - черных, длинных, крысиных.
Нет покоя.
Он вылез из ванной, обернулся махровой простыней.
Утро делового человека. Позднее утро. Какие черты человеческого характера для вас наиболее адекватны? Даниил Хильдебранд, "Вечерний Таллинн", спасибо. Пожалуйста. Целеустремленность, собранность, патриотизм. Патриотизьм, зьм, с мягким знаком, как произносит веселый хлопчик-стеклодув. Под сорок ему, а все хлопчиком рядится. Неосознанное бегство в детство.
Взять и уйти самому. Уйти и не возвращаться. Чего проще. Пятьсот единиц инсулина и грамм веронала. Пропись академика Павлова. Абсолютно безболезненно, как комарик укусит. Павлов, Басецкий, Зильберт, Бехтерев, Рудин. Какая компания! И не догонят, как ни грозятся.
Он отбросил полотенце и, как был, голым зашагал по апартаментам. Второй выход - дверца бара. Патриотического бара. Водки, отечественные коньяки - шустовский, Нистру, Мтацминда, Двин. Широка страна моя родная. Услужливо распахнуты дверцы, извольте. А что? Выход и выход. Вышел, забылся, и назад. Туда-юда, туда-сюда. На острове трактир работал с восьми до одиннадцати вечера, чтобы господа ученые к утру успели протрезветь. Тщетная предосторожность. В любой лаборатории этанола - залейся. На полыни, на шалфее, да на чем угодно. Шаламов так специально затребовал однажды аргентинских степных трав. "Для опытов по извлечению соков", написал коряво в требовании. Потом настаивал на них водки, а вечером бродил по городку, убеждая всех и каждого, что не прав был Дмитрий Иванович, в водке должно быть сорок четыре градуса крепости. Почему сорок четыре, не знал, наверное, и сам Шаламов. Кто-то проверил, не поленился - в Шаламовских водках разброс был от двадцати пяти до шестидесяти градусов, делал он их на глазок, по вдохновению, и получалась порядочная дрянь.