Седьмая принцесса (сборник)
Шрифт:
В тот день, заглянув домой попить чаю, Том застал в избушке хозяйку «Гирлянды». Она сидела у печки и, ломая в отчаянии руки, рассказывала Салли Дрейк о своём горе.
— На что я жить-то теперь буду, госпожа Дрейк? — причитала она. — Герцог мне новый трактир не выстроит! Ой, бедная я, бедная… А у Герцога такой громадный замок на одного да на жалкую сотню слуг! Вот бы мне — хоть чуток, хоть флигелёк… Я бы снова трактир открыла.
— Погодите, — остановил её Том Кобл. — Не волнуйтесь. — Он вынул коричневую книгу и принялся водить носом по строчкам.
Салли
— Отложи-ка книжку, дядюшка, да садись чай пить.
— Не к спеху, — ответил Том Кобл и, пошуровав кочергой в печке, прошептал над ней волшебные слова. А потом уж сел пить чай.
Вернувшись в деревню, трактирщица увидела на месте «Гирлянды» четверть герцогского замка. У дверей уже толпились завсегдатаи в ожидании пива.
Герцог обычно смотрел на чудеса сквозь пальцы. Не придал значения винограду на буках и примулам на ясенях, даже белкам, болтавшим по-китайски, особо но не удивился. Он так и не понял, отчего забил фонтан вина посреди искусственного озера; не заметил, когда же мраморный Амур, сидевший на бережке, научился петь «К заутрене звонят» и плюхаться в воду голой попкой; он проморгал день, когда белые лебеди обзавелись золотыми коронами, а в распустившихся кувшинках появились румяные пирожки. Однако парком он очень гордился, непременно показывал гостям лебедей да и пирожками угощал на славу. Но, недосчитавшись в замке целого крыла, где он к тому же хранил оружие, Герцог забеспокоился. Его спальня теперь лишилась стенки и стояла, открытая злым восточным ветрам. Герцог решил, что чудеса зашли чересчур далеко и пора положить им конец.
Он повелел дворецкому разузнать что да как. Поговаривают, сообщил дворецкий через неделю, будто четверть замка каким-то ветром занесло в Югопут. Правда, ещё неизвестно, чей это замок…
Герцог повелел оседлать коня и отправился в Югопут, где и в самом деле обнаружил недостающее крыло собственного замка. На нём теперь красовалась вывеска с рисунком и надписью: «Четвертинка». Пиво распивали прямо в Арсенале, а из шлемов получились отличные кружки.
Подозвав трактирщицу, Герцог спросил:
— Где вы стащили этот замок?
Трактирщица смиренно поклонилась:
— Ваша Светлость, это не я стащила, а Том Кобл.
— Гей! Послать за Томом Коблом!
Когда Том явился, Герцог спросил:
— Что, Кобл, твоя проделка?
— Моя, Ваша Светлость.
— Единственная?
— Нет, Ваша Светлость.
— Так, значит, лебеди, кувшинки, фонтан, белки — твоих рук дело?
— Да, Ваша Светлость.
Герцог грозно сдвинул брови и прогремел:
— Какая кара, по-твоему, суждена человеку, который портит герцогский лес и крадёт герцогский замок?
— Полагаю, Ваша Светлость, что ему суждено жениться на герцогской дочке, — ответил Том.
— Нет у меня дочки! — рассердился Герцог. — Получай своё жалованье и убирайся подобру-поздорову. Ты глубоко испорчен, Том Кобл, и в Югопуте тебе не место, нечего народ мутить.
Он бросил Тому деньги и ускакал прочь в ярости и смятении. Лишь одолев полдороги, он заметил, что под ним не лошадь, а большой голубоглазый котёнок…
Том сунул деньги в карман и, распрощавшись со своей племянницей Салли Дрейк и с односельчанами, покинул Югопут навсегда. Невдалеке от
— Что стряслось-то?
— Ох, Том, — зарыдала Уна пуще прежнего. — Меня и оттуда выгнали. Я им принесла «Гирлянду», все там обустроила, все справно делала — как хозяйка учила. Старалась, чтоб феи каждый день заходили кружечку-другую пропустить, чтоб зажили по-людски. А им отчего-то не понравилось! Говорят, что я, мол, глубоко испорчена и толку от меня в волшебной стране не дождёшься. Подарили напоследок одно желание и велели убираться прочь.
— А где желание? — спросил Том.
— Приберегла. Оно на кончике языка, — ответила Уна.
— Хорошо хоть что-то у тебя за душой есть, — сказал Том. — Пойдём вместе, поищем себе место под солнцем.
И тут, под трубный глас и барабанный бой, из-за поворота показалась торжественная процессия — катил цирк принца Карло: чёрно-белые пони, бело-рыжие клоуны, обсыпанные блёстками красотки, юноши в розовых трико, индийцы в пышных торбанах верхом на слонах, силач с земным шаром на плечах и, наконец, сам принц Карло на золотой колеснице, запряжённой шестёркой белых осликов с плюмажами и красной уздечкой.
— Признавайся, Том, ты наколдовал? — спросила Уна.
— Что ты? Всё настоящее! — ответил Том.
— Неужели! — обрадовалась Уна. — Тогда я ЖЕЛАЮ, чтобы у принца нашлась для нас работа!
Не успела она вымолвить эти слова, как принц Карло натянул поводья и, крикнув осликам «тпру», сошёл с колесницы.
— Вам работа нужна? — спросил он.
— Нужна! — хором ответили Том и Уна.
— Отлично, — кивнул принц, — Дело в том, что мой Силач женится на Наезднице и они уходят из цирка. Если вы, — он повернулся к Тому, — сможете жонглировать миром, а вы, — он повернулся к Уне, — устоите на буланом пони и прыгнете сквозь кольцо, я возьму вас в труппу.
На том и порешили. Том Кобл и Уна отправились дальше вместе с цирком. Вскоре их выступление стало гвоздём программы.
Уна, в серебряном платье и звёздном венце, забывала касаться пони даже носочком туфельки, она почти летела — тонкая и светлая, будто лунный луч. Ребятня на галёрке визжала от восторга.
А Том Кобл, в розовом трико с золотым ремнём, жонглировал миром так лихо, как ни один силач прежде: крутил, вертел, подбрасывал и ловил. А с миром между тем творились невиданные чудеса: из него вылетали жаворонки и ласточки и, взмыв под самый купол, наполняли шатёр весёлым щебетом; на поверхности мира кружились и мерцали разноцветные звёзды, а изнутри сыпались цветы и леденцы. Они попадали точнёхонько на галёрку, в ребячьи руки. Дети восторженно ахали.
Со временем Том Кобл женился на Уне, а принц Карло, состарившись, отдал им свой цирк. Кочевая жизнь пришлась им по вкусу.
— Какое счастье, что на арене можно колдовать сколько душе угодно! — радовался Том.
— Какое счастье, что я наконец-то могу приносить людям пользу! — радовалась Уна.
Если случится их цирку заглянуть в ваши края, непременно сходите на представление.
ЭЛСИ ПИДДОК ПРЫГАЕТ ВО СНЕ