Седьмая сестра
Шрифт:
«И вот с ЭТИМ я намеревался справиться? Кой чёрт меня дёрнул…»
Мысли Сергея были сходными. Азалар говорил, что зимние волки крупные, но никому и в голову не пришло, что настолько. Посмотрел на Витю — парень был бледен как полотно, лишь на щеках проступал болезненный румянец…
— Витяй… Давай-ка лучше я. На тебе лица нет.
Пулемётчик дёрнулся, словно от пощёчины. Румянец разлился на всё лицо — на бледной коже выглядело жутковато.
— Ну уж нет, Серёга. Я на это подписался… я это и сделаю.
Куутиу
Подвести того, кто поверил, казалось хуже смерти.
Остановились в десятке метров от кромки леса. Витя огляделся, нашёл поваленный ствол дерева. Попинал его — крепкий. Поставил пулемёт на сошки, задрав его ствол в небо.
Кирилл сбросил с плеча сумку с запасными дисками, посмотрел Вите в глаза. Хлопнул пулемётчика по плечу и отошёл. Говорить что-либо было глупо.
Витя наклонился, достал один из дисков, положил на ствол дерева рядом с пулемётом, предварительно подстелив плащ-палатку, чтобы не класть на снег. Отцепил от пояса огненный кнут, бросил его рядом. Выкладывать несколько дисков было глупо — сильно повезёт, если удастся сменить его хотя бы один раз.
Огромный волк лениво наблюдал за происходящим, не выказывая ни малейшего интереса к копошащимся людям.
Витя выпрямился, рассеянно потрепал по холке сидящего рядом Куутиу — они с псом оказались почти одного роста.
— Ну что, друг человека… пожелай мне удачи.
И почувствовал, как его щеки коснулся тёплый язык лунного пса. И вместе с тем стали, словно шелуха, сползать одурь и замешательство, будто пёс слизнул весь страх. Голова стала чистой, мозг заработал чётко, словно только что отлаженный двигатель, раскладывая по полочкам диспозицию — расстояние, ветер, глубина снега… Белоснежный волк из чудища стал просто крупным зверем, которого следовало убить. Убить, чтобы сохранить множество жизней…
— Вызови его, — беззвучно сказал Куутиу. — И да хранит тебя Селунэ…
И лунный пёс потрусил прочь.
Витя исподлобья посмотрел на волка, так и продолжавшего лежать на противоположной стороне поляны. Сбросил с головы каску — сейчас толку от неё не было. Убедился, что пулемёт под рукой.
— Ты слышишь меня, волк по имени Обморожение? Я вызываю тебя на бой один на один от имени моего друга Куутиу.
Витя никогда не умел говорить речи, но сейчас слова складывались сами собой. Куутиу своим касанием словно очистил разум от всего ненужного.
Волк удивлённо поднял голову. Кажется, он не ожидал, что вызов ему бросит именно эта букашка в грязно-зелёной одежде, еще не обнажившая меча и даже не носящая доспехов.
Обморожение неторопливо поднялся. Встав во весь рост, он действительно оказался
Синие глаза сверкнули… и, к удивлению Вити, волк ответил на Всеобщем — правда, из-за утробных ноток слова различались плохо:
— Ты сошёл с ума, жалкий человечишко. Тебе поздно учиться. Воссияет Чёрное Солнце!
Волк прыгнул сразу, с места, но на последних его словах Витя уже падал за пулемёт. Ложе привычно легло в ладонь, палец — на спусковой крючок, вторая рука уверенно прижала ложе к плечу…
Прыжок был гигантским, под стать размерам самого волка — метров двадцать, не меньше, но пули уже рвали шкуру под белоснежной манишкой на груди. Подняв тучи снега, гигантские лапы ударили в землю, толчок — многотонная туша летела прямо на Витю, готовясь смести с пути это поваленное дерево, пулемёт и самого человека.
Боёк щёлкнул вхолостую — меньше пяти секунд, и диск опустел. Витя вышиб чёрный блин, схватил запасной… Огромный волк приземлился рядом, пулемётчика обдало лавиной поднятого мощными лапами снега, и тут же раздался вой — долгий, невыносимо заунывный, пытающийся пробудить внутри просто-таки первобытный, панический ужас…
Но ужаса не было. В крови кипел адреналин, время словно замедлилось. До огромной пасти было метра три-четыре, казалось, до неё можно достать рукой.
Второй диск со щелчком встал на место. С оглушительным грохотом лязгнул взводимый затвор.
Пасть с огромными зубами раскрылась, и левую половину тела обожгло острейшей болью. Обдало холодом, левая рука онемела. Довернув пулемёт, Витя даванул на спуск, стараясь не заорать от жуткой боли — волк выдохнул клуб обжигающе-ледяного воздуха.
Но вторая очередь, хоть и оказалась дёрганной из-за боли и плохой опоры, тоже нашла цель. Обморожение попытался сделать рывок… и не смог. Витя мог бы поклясться, что в его ослепительно-синих глазах застыло удивление: на снег вокруг вовсю хлестала кровь — красная, как и у человека.
Опять щелчок — всё. Дисков больше не подготовлено, да и сменить его одной рукой нереально. Рука дёрнулась было к нагану, но мозг, хоть и затуманенный болью, подсказал — нет смысла, слишком слабые пули… и рука схватила кнут.
Проваливаясь в снег, еле держась на ногах, Витя хлестал теряющего силы волка, словно вкладывая в удары всю многовековую ненависть пастухов к волкам. Багровая плеть со свистом рассекала воздух, оставляя на уже не белой шкуре неровные подпалины. Обморожение пытался подняться, но крови было потеряно слишком много — Витя двигался вбок, стараясь уйти в сторону от пасти с её леденящим дыханием и не попасть под судорожно бьющие по снегу лапы.
— Вот тебе! Вот тебе, сучонок! Сдохни, тварь!