Седьмая свеча
Шрифт:
Глеб, шатаясь, вышел во двор, подошел к калитке и выглянул на улицу. Возле двора тещи, откуда валили клубы черного дыма, кружился человеческий водоворот, оттуда доносились крики, шум и гам. Он мысленно обозвал себя ослом, потому что оставил там машину. Возвращаться сейчас к ней в вымазанной кровью куртке было все равно что вызвать огонь на себя.
Вспомнив о машине Степана, стоящей возле кладбища, поспешил к ней — напрямик, через огороды. Автомобиля на кладбище не оказалось. Смутное подозрение зародилось у него, но пока он старательно отгонял его. Чтобы друг мог вот так, и спрашивается: за что? Но тогда кто? Может, разгадка кроется в их общем прошлом?
В университете они со Степаном особенно не дружили, но и не враждовали. Как
Свободное время члены и той, и другой группы проводили в жарких политических дискуссиях, только в разных местах. Активность, а самое главное, исполнительность и дисциплинированность Глеба были замечены наверху, и он, постепенно карабкаясь по ступеням комсомольской иерархии, добрался до комитета комсомола университета. Это положение давало массу преимуществ в учебе, но и отнимало уйму свободного времени. Глеб тогда твердо знал, что успешная карьера ученого, получение высоких должностей без активной общественной работы невозможны. Поэтому, неуклонно продвигаясь к поставленной цели, он близко сходился только с теми людьми, которые могли быть ему полезны, однако и со всеми другими, в число которых тогда входил и Степан, был исключительно любезен. И не возникло у них за все время учебы никакого противостояния. Хотя один незначительный случай все же был.
До окончания университета было еще два долгих года, а до агонии комсомола и того больше. Он в составе многочисленной делегации попал на районную комсомольскую конференцию, а затем в числе избранных из ближайшего окружения их комсомольского вожака был приглашен на ее продолжение в небольшом кафе на Бессарабке. Длительное застолье с обильным «чаепитием» под традиционные тосты «Эх, бахнем, бахнем, бахнем! Эх, трахнем, трахнем, трахнем!» продолжалось долго, подкосив многих молодежных вожаков районного масштаба и приглашенных партийных наставников. Обстановка была исключительно непринужденная, свободная, и Глеб, обычно немного терявшийся в обществе девушек, завел массу знакомств, а наутро проснулся в общежитии на улице Ломоносова в одной кровати с девушкой-активисткой с истфака. Она ему сообщила, что до него встречалась со Степаном из его группы, но теперь решила с ним порвать, так как Глеб ей больше подходит. А через две недели он с ней расстался, так как она требовала уделять ей много времени, чего он не мог себе позволить. Глеб так и не узнал, рассказала та что-либо Степану или нет. Его отношения со Степаном оставались ровными, без изменений, а точнее, никакими. После окончания университета их дороги разошлись.
Следующая их встреча произошла три года тому назад. У него тогда еще были старенькие «Жигули» одиннадцатой модели и невеста Наташа. Собственно, благодаря «Жигулям» они со Степаном и встретились… Он стоял на трассе в безнадежном унынии, в одной руке держа буксировочный трос, конец которого был закреплен под передним бампером его машины. Проклятая развалина ни с того ни с сего вдруг заглохла и не хотела заводиться, несмотря на то что он испробовал все известные ему методы: поменял катушку, свечи, подергал все провода. Машина презрительно наблюдала ослепшими фарами за его потугами, зная, как он ее ненавидит, и платила ему той же монетой.
Мимо гордо проносились автомобили разных марок, обдавая его мелкими брызгами грязи и пренебрежения, ибо погода была мерзопакостная, под стать настроению и ситуации. Одна шикарная иномарка лихо пронеслась близко к краю шоссе, обрызгав грязью лицо. Чертыхнувшись и помахав вслед ей кулаком, Глеб стал размазывать грязь по лицу, пытаясь ее стереть. Набедокурившая иномарка вдруг резко остановилась и стала сдавать назад. Глеб приготовился принять извинения или получить по морде за чертыхание и вскинутый кулак — второе было более вероятно. Из машины выскочил коротко стриженный верзила в волочащемся по грязи темном пальто и заключил его в объятия, обдав запахом выпитого хорошего коньяка. У него было уже начавшее расплываться от обильной пищи красное мясистое лицо с нездоровой угреватой кожей, маленькими глазками, сдвинутыми к переносице, стручкообразным носом и небольшим шрамом на щеке в форме буквы «х».
— Ну, ты красав'eц! — делая ударение на последнем слоге, пророкотал верзила. — Молча тонешь в болоте жизни, и не одна б…дь не протянет руку помощи, не подхватит твой конец! На твое счастье есть бывшие однокурсники, которые готовы выручить друга.
Только теперь Глеб признал в верзиле изрядно располневшего и возмужавшего Степана.
После того как «жигуленок» был посажен на привязь, Степан сам, несмотря на возражения Глеба, сел за руль, оставив в своей машине водителя. Вскоре они покатили в потоке других машин и, несмотря на сцепку, не уступали им в скорости. «Жигуленок» мгновенно оценил ситуацию и показал свой зловредный характер — завелся, но Степан не пошел у него на поводу, выключил двигатель и заявил:
— Побережем твой бензин, а заодно до города поболтаем.
Он рассказал о своих коммерческих успехах, совершенно не связанных с полученной специальностью, и искренне удивился, узнав, что у Глеба, руководившего небольшой лабораторией при Институте психологии и социологии, дела идут тоже неплохо и что он собирается в скором времени поехать в США на стажировку. После этого они стали встречаться, проводить вместе время, регулярно ходили в сауну. Степан помог Глебу найти недорогую БМВ взамен капризного «жигуленка».
Вскоре в жизни Глеба появилась Ольга, а деликатный Степан так и не спросил о причинах столь резкого поворота в судьбе друга. Само собой разумеется, он был на свадьбе свидетелем со стороны жениха. Так что особых причин мстить или затаить злобу у Степана не было. Глеб считал его немного шумным, шебутным, но не подлым. Хотя, с другой стороны, именно загадочная записка Степана вынудила его приехать в село, именно его машина стояла на кладбище. Глеб чувствовал, что разгадка где-то рядом, но сильная головная боль из-за полученного удара не давала полностью сосредоточиться.
«Как бы не было сотрясения мозга, — подумал он, — но в таких случаях обычно тошнит». И тут же почувствовал легкую тошноту. Он стоял на кладбище, перед могилой тещи, и думал о том, что завтра исполняется девять дней со дня ее смерти, а поминок, по всей видимости, не будет: Оля в больнице, а он, возможно, окажется в КПЗ, в лучшем случае — дома, на подписке о невыезде. Впрочем, Оля уже ходит, и она не усидит в больнице, а примчится сюда и все устроит. Степан ей поможет. Снова Степан? Прочь эти мысли, ему надо думать, как отсюда побыстрее выбраться. Позади него хрустнула ветка. Он вздрогнул и медленно, всем туловищем, по-волчьи обернулся назад. Он был готов увидеть воскресшую Маню, покойную тещу, милицию, Степана, но все оказалось прозаичнее — это была сестра соседа, живущего напротив, Василия. «Ее зовут… Да какого черта! Не важно, как ее зовут», — подумал он. Она стояла в двух шагах от него, в темной кожаной куртке, темно-синих джинсах, мощных кроссовках и внимательно его рассматривала. Угловатая, в прыщах и с темной растительностью на лице.