Седьмая жертва
Шрифт:
Милена закрыла рот руками.
– Ничего, девочки, – решительно заявила Лика. – Надо только скорее уходить: вы же видите – в доме или в лесу, нигде нет спасения. Пойдем на дорогу и…
Милена перебила ее:
– Я вдруг подумала: а ведь мы не успеем за день добраться до города! А если он решит догонять нас на машине? Девочки, мы в ловушке! Нет никакого спасения.
Тамара поддержала ее:
– А почему по этой трассе, что возле дома, никто не ездит? Кто ее закрыл и зачем? Я думаю, это для того, чтобы мы не могли отсюда уехать.
Лика замотала
– Нет, нет, нет! Мы выберемся. Мы сможем! Только не надо киснуть, опускать руки и отчаиваться.
Тамара и Милена посмотрели друг на друга. Тамара подумала, что, наверное, лучше попробовать уйти по дороге, чем сидеть в доме и трястись…
Они вышли из дома и остановились на ступеньках веранды. День был в самом разгаре, светило теплое апрельское солнышко, но запах леса был по-прежнему сырым, свежим, даже острым. Казалось, солнечные лучи не в силах подсушить и оживить этот лес. Он сам, недобрый, таящий какие-то мрачные секреты, этого не хочет.
Три женщины, окруженные темными от влаги стволами, как вражеским войском, застыли на месте, не решаясь сделать ни шагу. Тамара гнала от себя неконтролируемый ужас, мысль о том, что из-за каждого дерева может выскочить кто-то страшный, уже утащивший в свое логово половину их маленького сообщества. И нет им спасения.
«Не буду об этом думать. Не буду».
Лика достала сигареты и закурила.
– Мне тоже, – попросила Тамара.
Сигарету взяла и Милена.
Перекур – то самое перед боем.
Стряхивая пепел на гравий, Тамара заметила под деревьями какие-то желтые цветочки. Не подснежники, не пролески, а желтые глазки, выглядевшие наивными и простенькими и от этого еще более привлекательными для проснувшихся и родившихся насекомых. Тамара немного расслабилась, глядя на цветы, представляя себе, каковы на ощупь их нежные, будто вощеные лепестки. Наверное, они пахнут сладко и свежо…
Вдруг из-за дома раздался звук быстрых легких шагов и приглушенный всхлип. Лика, Милена и Тамара испуганно обернулись.
На дорожку перед домом вышла Кристина. Ее одежда была в грязи, светлые кудряшки вздыблены, белый синтепон торчал из маленьких дырочек, испещривших синюю дутую куртку. На опухшем от слез лице темнели царапины и грязные разводы.
А выражение лица… Ее глаза были широко открыты, а рот перекошен, словно она увидела что-то такое, отчего потеряла дар речи. Возможно, и на самом деле потеряла, потому что она не произнесла ни слова.
Побросав сигареты, женщины кинулись навстречу Кристине. Милена обняла ее, прижала к себе, словно потерянную и обретенную чудесным образом дочь. Лика стала осматривать и ощупывать ее руки, плечи, спрашивая, нет ли серьезных травм. А Тамара просто разрыдалась, хотя вообще-то не была склонна к такому проявлению чувств.
Теперь не имело смысла скрывать, насколько им было страшно. И во всем, что происходило с ними в этом лесу, больше всего пугала неизвестность.
Но Тамара не собиралась погружаться в пучину отчаяния: возвращение Кристины – чудесный знак. Наконец что-то разъяснится, разложится по полкам. Они поймут, кого бояться и где его ждать, и тогда смогут хоть как-то противостоять врагу.
– Кто он? – спросила Тамара, заставив себя успокоиться.
Милена уже выпустила девушку из объятий, Лика тоже. Теперь Кристина почти улыбалась, во всяком случае, то жуткое выражение отчаяния исчезло с ее лица.
– Я не видела его, – ответила она.
Тамара разочарованно чертыхнулась.
– А что же было? – спросила Лика. – Зачем вы с Мариной ушли из комнаты? Да еще и через окно.
Кристина закрыла лицо руками и, подвывая, заплакала. Милена снова обняла ее, а Тамаре вдруг захотелось как следует Кристину встряхнуть.
– Ну, все уже! – сказала она чуть жестче, чем собиралась. – Все, не надо. Расскажи, что было?
Кристина высвободилась из рук Милены, взяла у Лики носовой платок, высморкалась и только после этого смогла сказать:
– Марину он забрал…
– Да кто же? – Тамаре снова не удалось сказать ласково. Лика сердито глянула на нее.
– Я его не видела, только издалека – силуэт. Мужик, крупный мужик. Может, молодой. Она пошла вправо, а я – влево, а потом она меня позвала, я к ней направилась, но тут вижу за деревьями, что он уже ее волочет, и я… испугалась! Побежала по лесу и не помню потом ничего. Там есть речка, я в нее упала…
– Но ты вроде сухая, – сказала Милена, внимательно оглядывая одежду Кристины. – О боже, да у тебя вся куртка сзади промокла! Ты простудишься! Надо сушиться. Пойдем в дом, там есть обогреватель.
Лика взглянула на часы:
– Черт, черт, черт! Уже два часа. Нам надо было утром отсюда выходить, чтобы хоть куда-то засветло дойти. Ладно! Идемте, посушим вещи Кристины…
Возвращение в дом показалось Тамаре каким-то дежавю. Она бы не хотела здесь оставаться еще на одну ночь, но, видимо, придется. Сколько времени они будут сушиться, греться? А на ночь глядя идти было страшно.
Кристину уже раздели, принесли ей свитер и сухие брюки, а влажные вещи разложили на стуле возле электрического обогревателя. Милена приготовила ей чаю, щедро плеснув в него коньяку.
Тамаре очень хотелось заставить Кристину, скорчившуюся в кресле под Ликиной курткой, вспомнить больше подробностей, но Милена с Ликой хлопотали вокруг нее, как две наседки над одним цыпленком. Прошло минут тридцать, пока наконец Кристина не начала говорить.
А начав говорить, она снова зарыдала.
«Да что же это!» – сердилась про себя Тамара.
Успокоившись немного, Кристина рассказала, что в лес они с Мариной рванули, потому что Кристина не могла вот так все бросить! Никто не знает, но много лет назад младшая сестра Кристины стала жертвой маньяка («О боже!» – тихо ужаснулась Милена), поэтому она не могла спокойно уйти из леса. Не могла! А все готовы были бросить девчонку в лесу с маньяком. Разве так можно? А когда Кристина отправилась в лес, за ней пошла и Марина, сказав, что не отпустит одну.