Седьмая жертва
Шрифт:
Видаль перездоровался со всеми, но без единой улыбки. Сел рядом со своими музыкантами – теми, молодыми и фактурными. Взял сок, выпил глоток и уперся лбом в подставленную ладонь. Наверное, у него болела голова.
Ребята из группы стали что-то ему рассказывать, что-то веселое, он улыбнулся им раз, но не больше.
Тут под навес пришел этот типчик – Виктор. Подошел к Видалю, а тот посмотрел на него тяжелым взглядом и сказал удивительно глубоким, густым голосом:
– Что еще желает дьявол?
– Дьявол желает ночи, – непонятно ответил Виктор, и все рассмеялись.
Что
Только оказалось, что Видаль не шутит. Пока все смеялись, Виктор что-то стал говорить ему, и он замотал головой:
– Я не буду подписывать тот контракт. Я не хочу. Витя, ты не понимаешь? Ты же из меня чучело делаешь, таксидермист проклятый! Тебе надо с попсой работать, а ты меня раскатывашь под денежные купюры. Ну как тебе объяснить? Я себя уже не уважаю из-за твоих коммерческих проектов! Сколько лет я под твою дудку прыгаю? Рок – это другое, это не добыча денег, когда ты въедешь?
Витя что-то залопотал в ответ, но голос Видаля – оцененный даже Порше – прозвучал в этом маленьком мирке под шиферной крышей более чем весомо:
– Витя, я хочу снова быть собой, ты понял? По-твоему, я Игги Поп?!
Порше никогда не стала бы обсуждать с менеджером свои дела вот так, прилюдно. Она считала, что окружающим ни к чему слушать такие вещи, поэтому допила свой сок и пошла в гримерку. Ей сказали, что снимать ее будут, по крайней мере, через пару часов, не раньше.
Но это случилось не через пару часов, а только вечером, перед закатом солнца. Она шла на камеру и смотрела на софит. Чуть не ослепла. Надо будет впредь в контрактах даже вот такие вещи прописывать. А для этого сначала требовать сценарий клипа или рекламного ролика. Ведь ее будут приглашать и для съемки в рекламных роликах. Но лучше бы чаще звали за границу!
Всех, кто работал над клипом, после съемок позвали в ресторан. Причем в «Джаз». В другое место Порше не пошла бы.
Правда, рокеры были одеты безобразно, даже не потрудились привести себя в порядок после целого дня на поле, в жару. Потные, в джинсах, в каких-то пыльных тапках – в таком виде эти придурки вломились в лучший ресторан города. Порше с Катей вошли вместе с ними, хоть и чувствовали себя, мягко говоря, неловко.
Самое странное, что группу и всех остальных встретил сам владелец ресторана, проводил в ВИП-зал, посадил за уже накрытые столы. Видаль оказался напротив Порше. Вечером он выглядел явно лучше и при ближайшем рассмотрении оказался намного приятнее. Да и выпивка ему на пользу пошла.
Порше тут же вспомнила своего собственного отца, умершего пять лет назад, когда она была еще совсем ребенком. Папа тоже добрел от водки, становился почти даже человеком. В остальное время он ненавидел всех вокруг.
Особенно свою жену, мать Порше, да и дочку тоже не жаловал.
Вспоминать отца Порше не любила, поэтому тут же выбросила его из головы, тем более что больше ничем, кроме этой черты – добреть от алкоголя, – Видаль ее отца не напоминал. Даже в голову не приходило, что он мог бы хватать жену за волосы и тыкать ее лицом в стену. Или щипать дочь за мягкие части тела и мерзко смеяться.
Скорее Видаль был похож на учителя рисования, который недолго работал у них в школе. Такой же свободный, уверенный в себе. Учитель был еще молодой, пытался детей чему-то учить, воспитывать, а они ему на голову садились. Но Видаль и от учителя отличался, потому что ему никто не посмел бы сесть на голову. Все, кто ужинал в тот вечер в «Джазе», смотрели на Видаля как на бога.
В конце концов и на Порше это всеобщее восхищение подействовало. Она выпрямилась, чуть заметно улыбнулась и послала ему через стол такой взгляд, будто хотела сказать, что музыкант ей очень интересен. Она знала, что свет в ресторане правильный и выглядит она сейчас хорошо, поэтому в своей неотразимости не сомневалась.
А вот заметил ли этот взгляд Видаль, она не знала. Волосы падали ему на лоб, а когда он опускал голову – совсем закрывали лицо. Сидевшему рядом с ним Виктору это тоже не нравилось.
– Убери лохмы, мешают говорить, – сказал он сердито.
Видаль пятерней отбросил прядь со лба к затылку, но она снова стала сыпаться вперед маленькими прядками.
– Ободок тебе куплю… – пробормотал Виктор.
Когда Видаль открыл лицо, Порше разглядела, какие красивые у него глаза – светлые, прозрачные и туманные одновременно.
«Видит он меня или нет?» – задумалась она. Обхватив тонкими пальцами ножку бокала с вином, она стала отпивать по глоточку, оставляя на губах по красной капле и делая вид, что не замечает этого. Так как свои бледные от природы губы Порше не красила, капля вина была очень заметной. Выглядело сексуально, девушка это знала. Но ей пришлось сделать несколько таких небрежных глотков, прежде чем стало ясно – Видаль смотрит на ее губы.
Виктор тоже смотрел, а так как он не был идиотом, то с модели он перевел взгляд на Видаля. Что думал менеджер по поводу наметившихся перспектив, было непонятно.
При этом обсуждалась та же тема, что и утром.
– Я не поеду за границу, не хочу, – говорил Видаль мрачно. – Даже не надейся, что буду переводить тексты на английский. Плевать я хотел на этот твой западный рынок…
– Олег, ты не хочешь думать о семье, о сыне. Какую жизнь ты ему готовишь? Что ты ему дашь?
– Удиви меня новыми аргументами, – ответил Видаль и произнес очень четко: – Теперь я буду делать только то, что считаю нужным. Мне надо стать собой.
– Подумай о своей группе! Ребятам надо зарабатывать!
Видаль его уже не слышал.
– Как тебя зовут? – спросил он через стол у Порше.
– Порше.
Он усмехнулся, словно услышал хорошую шутку.
– Ты любишь дорогие машины?
– Я их достойна, – выдала Порше домашнюю заготовку.
– Не хочешь отсюда уйти?
Она краем глаза глянула на Катю. Та сделала вид, что ничего не слышит, ничего не видит и поэтому молчит. Порше поняла – карт-бланш.
– Хочу, – сказала Порше.
– И все-таки как тебя зовут на самом деле? – спросил он, когда они вышли на улицу.