Седьмое измерение (Фантастические миниатюры – сборник)

Житинский Александр Николаевич

Ординар

Когда случилось наводнение, вспомнили об ординаре. По радио то и дело предупреждали, что вода поднялась выше ординара, предлагая с этим бороться. Однако никто не знал, что такое ординар и как он выглядит.

В результате такой забывчивости и халатности затопило Васильевский остров. Население вывозили на теплоходах «Ракета». Среди спасенных оказалась старушка, которая прижимала к груди старый, заржавленный ординар. Как выяснилось,

этим ординаром пользовался Пушкин.

Ординар срочно прибили над аркой Главного штаба, и с наводнениями было покончено раз и навсегда.

Цирковая лошадь

Цирковая лошадь подала в местком жалобу на дрессировщика за плохое обращение. Того вызвали и указали на недопустимость.

– Помилуйте! – вскричал дрессировщик. – Вы разве не знаете, что я дрессирую тигров?

В месткоме задумались. В самом деле, как это они упустили из виду? И снова вызвали лошадь.

– В чем дело? – спросили у лошади.

– Не мне вам объяснять, что такое солидарность! – язвительно сказала лошадь.

– Какая солидарность у лошадей с тиграми? – пожал плечами дрессировщик, узнав об этом ответе лошади.

– Классовая! – сказала на это лошадь.

Самое удивительное, что тигры слыхом не слыхивали ни о солидарности, ни вообще о цирковых лошадях.

Стул

Один человек ходил на работу со своим стулом, сидел на нем весь рабочий день, а потом уносил домой. Сослуживцы считали это чудачеством, не более. Некоторые объясняли такое поведение повышенной мнительностью.

Скоро человек стал ходить со своим стулом и в гости. Там он никому не мешал, высиживал положенное время и уходил, унося стул в специальном чехле с ручкой, точно музыкальный инструмент. Его стали считать гордецом и себялюбцем.

Он настолько зарвался, что стал сидеть на своем стуле в трамвае, автобусе, самолете и даже в кино, где полным-полно государственных стульев. Эти действия сочли антиобщественными.

Обладатель стула сделался вреден, и его посадили в тюрьму.

Однако он и туда явился со своим стулом, заявив, что за свой стул он хочет сидеть на своем стуле. Только тут с запозданием поняли, чем объясняется его поведение. Он просто любил сидеть на своем стуле.

Гроссмейстер

Утром гроссмейстер пил кофе с королем, обсуждая партию. Король был в безвыходном положении, поэтому нервничал.

– Думать нужно башкой, – сказал король. – Что теперь делать?

– Сдам пешки, – сказал гроссмейстер.

После завтрака он выгреб из шкафа несколько белых пешек, наклеил на них маленькие

этикеточки собственного изготовления и спустился с ними во двор. Во дворе был пункт по приему стеклотары.

Гроссмейстер занял очередь, раскланиваясь с другими гроссмейстерами и международными мастерами. Некоторые из них сдавали слонов, отчего очередь двигалась медленно.

– Вы слышали? – спросил гроссмейстер. – Говорят, за семьсот обгорелых спичек можно получить талон на огнетушитель.

– Огнетушители невыгодно сдавать, – сказал мастер. – Семь огнетушителей равняется Первому Бранденбургскому концерту Баха.

– Четыре тысячи девятьсот обгорелых спичек, – подсчитал гроссмейстер.

– Жулье! – закричал другой какой-то шахматист. – За двадцать килограммов Баха дают мат в два хода и талон на защиту кандидатской партии вне очереди…

Гроссмейстер множил спички.

– А что дают за кубометр кандидатских? – рассеянно спросил он.

– Коробок спичек, – сказал мастер.

Гроссмейстер не успел высчитать эквивалент в обгорелых спичках, потому что подошла его очередь. Он сунул свои пешки в окошечко, приемщик построил их по две в ряд и пересчитал. Одна пешка оказалась битой. Гроссмейстер незаметно спрятал ее в ящик, стоящий внизу, и получил какие-то талоны.

Когда он вернулся домой, партия была спасена.

Седьмое измерение

Я уже давно живу в седьмом измерении. Некоторые полагают, что я это делаю из гордости или стремления пооригинальничать. А мне здесь просто удобно, и все.

Во-первых, отсюда хорошо видно, куда проваливаются мысли. Они оседают в пятом измерении, в то время как их ищут днем с огнем там, где все пахано и перепахано тысячу раз. В пятом измерении, например, сидят без дела несколько мыслей, благополучно ускользнувших от Эйнштейна, и режутся в покер.

Во-вторых, здесь нет таких сквозняков, как в первых трех измерениях. Так как думать здесь приходится кожей, то отсутствие сквозняков позволяет хорошо сосредоточиться. Я особенно люблю, когда мысли покалывают в кончиках пальцев. Головой здесь думать просто опасно.

Сижу и наблюдаю. Многие в евклидовом пространстве, интеллигенция в четвертом измерении, да и то не вся, пропавшие мысли в пятом, психи в шестом. а я в седьмом. Самое интересное – следить, как психи воруют провалившиеся мысли в пятом измерении. Они тискают их, как котят, и, наигравшись вдоволь, оставляют. Тогда я осторожно переношу эти мысли к себе, в седьмое измерение, и здесь благополучно публикую.

Только вот жаль, что читать некому.