Седьмое небо в рассрочку
Шрифт:
– Там женщину убивали, – ответил Южин свистящим шепотом, указав глазами на особняк. – Сам слышал выстрелы из мобилы Шатуна.
– Убивали?! А кто она шефу?.. Э, Леонид Федорович! – неожиданно рванул Марин вперед, когда Шатунов хотел взяться за дверную ручку. – Не трогайте! Вдруг там отпечатки остались. Уступите дорогу, я пойду первым.
Как ни стремился Шатунов попасть внутрь, а все же подчинился: сжав пальцы в кулак и опустив его вниз, он через силу отступил…
4
– Не спите? А это я.
Сабрина небрежно кинула сумочку в угловое кресло, плюхнулась
«Как они похожи, – удивлялась про себя Маша. – Обе имеют натуральные белые локоны, глубокие темно-серые глаза, но обманчиво умные и вдумчивые. Губы у обеих одинаково сдобные, им хватает естественного цвета, чтобы привлекать глаз. Брови – крылья, носик ровненький, шейка… Одним словом, лепота. Так это не все, их объединяет и внутреннее устройство: обе нетерпимы к чужому мнению, эгоистичны, упрямы, цены себе не сложат. А за все надо платить, девочки и расплачиваются неудачами, при том не понимая, откуда на них столько напастей сваливается. Главное, никого не хотят слушать, чтоб чуточку выправить положение, ведь из каждой ситуации есть, как минимум, два выхода».
– Что отец? – осторожно поинтересовалась Маша, кстати, Шатунова она уважала – не при бывшей жене будь сказано.
– Не бедствует, – приглушенно ответила Сабрина, хотя тетка Маша не о том спросила.
По суровой складке между крылатыми бровями и по унылому выражению Маша догадалась: поход к папе увенчался полным крахом без каких-либо оговорок. И Тата это поняла, поэтому не требовала подробностей, она лишь произнесла, ни к кому не обращаясь:
– И что нам делать?
– Дом продавать, – сказала Сабрина. – Срочно.
Это разумно, по мнению Маши, а Тата подскочила как ужаленная:
– Ты в уме? Продать дом?! И показать всем, что мы на мели?!
Она – что спичка, вмиг вспыхивала, притом мало задумывалась, что говорит и как, это качество ей всю жизнь испоганило. Сабрина некоторыми рамками себя ограничивала и далеко не всегда поддавалась эмоциям, пожалуй, это единственное различие между матерью и дочерью, если не считать возраста.
– Ты еще попробуй продать шестьсот квадратов, – парировала дочь. – Тех, у кого много денег, наш дом не устроит: площадь маловата, нет сада, бассейна, теннисного корта. К тому же дом не выдерживает нынешних архитектурных требований – устарел. А у кого денег мало, те по-любому не купят, на фиг он им?
– И так плохо, и этак плохо, – сочувственно вздохнула Маша.
– Я не выставлю дом на продажу! – пылко выкрикнула Тата.
Маша прикусила язык, который после алкоголя рвался дать дельный совет. Без дураков, дельный. Проблема в том, что мать и дочь, имея непомерные амбиции, не способны организовать работу, чтоб удовлетворить свои же запросы в полной мере. Но сегодня день открытий! Сабрина оказалась не безнадежной, вероятно, в силу молодости и практичности, заложенной генами отца:
– Не можем содержать дом, так давай устроим в нем гостиницу? Место отличное, сюда едет народ помолиться к ручью и окунуться – он же святой… Некоторые приезжают издалека и вынуждены сразу уезжать, не отдохнув, не поев. А у нас въезд для машин есть, комнат достаточно…
– Боже! – заломила руки Тата. – Какая чушь! Ты хоть знаешь, сколько нужно денег на твой замысел?
– Продадим кабак, кредит возьмем…
– Ни за что! – категорично поставила точку мать.
Но! Привычка увидеть
– Впрочем… попроси у отца! Если он даст денег, то я…
Сабрина резко встала, метнув в мать выразительный взгляд, что явилось для той сигналом: замолчи! И Тата умолкла, почувствовав поток неприятия от дочери, которая угрюмо побрела к лестнице. Замерла и Маша, такой отрицательно заряженной частицей она не видела Сабрину никогда, состояние девочки пугало. На середине лестницы Сабрина задержалась, неожиданно села на ступеньку, ей понадобилась пауза, чтобы собраться с духом и удивить Машу дерзостью, с какой она осадила мать:
– Моя идея безумная, да. А у тебя вообще нет ни одной, кроме глупости сойтись с отцом. Видела б ты, как он на меня смотрел, когда я… сватала тебя. Мне было стыдно, но остановиться и извиниться не смогла. Я ж в тебя, не умею вовремя одуматься. Ты терпеть его не можешь, а задалась целью вернуть. Считаешь, он дурак? Наши с ним отношения тоже ты испортила, внушала мне с детства: он ничтожество, урод, бандит…
– Да, бандит, – пыхнула Тата. – Нашего ударника капиталистического труда чуть не расстреляли! Он обвинялся в убийстве нескольких человек сразу!
– Но его даже не посадили, – внесла уточнение Сабрина.
– Откупился!
– Ой, мама, я же немножко знаю отца, по-моему, это какая-то лажа – с его обвинением. Собственно, я не о том. Меня больше не посылай мирить вас, отец вычеркнул тебя, я не хочу, чтоб и меня окончательно вычеркнул. Да, не хочу!
Потому что она еще надеялась: перетрется, утрясется, сгладится, уладится. Ей нужно с ним примириться, это вопрос жизни и смерти, но Сабрина не знала, как это сделать.
Она поднялась со ступенек и поплелась наверх, поглядывая на подруг внизу с вызовом бунтаря. Да, Сабрина будто ждала выпада, конечно, со стороны матери. Маша замахала руками, дескать, молчи уж, Танька, не видишь, в каком настроении девочка? Большая редкость: та вторично укротила гордыню и не стала выяснять отношения с дочерью, обвиняя в предательстве и неблагодарности, ну и еще в чем-нибудь страшном. А Сабрина, по всей видимости, находилась под большим впечатлением от Ленчика, прежде чем уйти к себе, она задержалась, вспомнив:
– Ты так и не сказала мне правды – почему вы развелись?
– Какая тебе нужна правда? – наигранно замигала веками Тата, она, как всегда, принижала значение тех или иных событий, если ей выгодно. – И зачем? Не знаю, почему он ушел, не знаю! Или мне нужно было унизиться, что-то там выясняя? Еще чего! Я просто дала согласие на развод… Почему ты спросила?
– Он предложил мне денег, сколько захочу, лишь бы не слышать о тебе никогда.
– Не поняла я, что тут к чему, – нервно бросила Тата, – но деньги надо было брать, пока давал.
– Спать хочу.
После стремительного ухода Сабрины стало как-то неуютно, неудобно физически, но это впечатление Маши, женщины излишне восприимчивой. Сложно было не заметить в Сабрине разлад, начался он не вчера, разумеется, но сегодня проявился. А Тата – заметила ли она в дочери симптомы застарелой депрессии? Не-а, не заметила, да и тревожили ее далекие от дочери мысли. Она крутила в мочке уха серьгу, не успевшую отправиться в ломбард на бессрочное хранение, и мямлила:
– И что теперь делать? Как быть с долгами? И с этим домом? Ммм… как меня все достало!