Седьмое таинство
Шрифт:
В комнате не было ни единого, по крайней мере на первый взгляд. Полицейские просто тянули время. Они уже достаточно долго находились здесь, чтобы понять, что их ждет.
Перед ними была полуоткрытая дверь, вероятно, в спальню, единственную в этой квартирке. Коста сделал четыре шага и распахнул дверь. Его встретила теплая, полная миазмов, вонючая атмосфера, целая стая мух и несколько пар светящихся кошачьих глаз в углу.
Ник потянулся к выключателю.
Перони, следовавший за ним по пятам, двигался молча и тихо, как бестелесный дух, что было необычно для этого гиганта. Потом он выругался, развернулся
Коста остановился и внимательно осмотрелся.
Да, на спине, на кровати, лежало тело, совершенно застывшее. Женщина была одета в халат, руки замерли на горле.
Еще один шаг вперед, и агент увидел все, что было нужно. Нож так и торчал из шеи, глубоко всаженный в гортань. Джордано вцепилась мертвой хваткой в рукоять. Кровь черными потеками запеклась по всей шее, по линии воротника ночной рубашки. Пока Ник рассматривал труп, одна из кошек проскочила через комнату, вспрыгнула на грудь хозяйки и принялась вылизывать рану, время от времени угрожающе поглядывая на пришельцев взглядом собственника, бросая вызов и предупреждая.
Коста шикнул на нее и прогнал, яростно махнув рукой. Кошка удрала в темный угол и спряталась.
Агент, сдерживая дыхание, продолжал осматривать комнату. Потом вернулся ко входу, где стоял Перони.
— Ну что? Все как я думаю? — спросил гигант.
— Убита ножом в горло. Видимо, она уже была в постели. Как ты и сам заметил, никаких фотографий тут нет. Только вот это…
Ник передал Джанни рамочку, что обнаружил в спальне. Стекло было разбито. Половина фото оторвана. На том, что осталось, без труда узнавался болезненный Бернардо Джордано. Он стоял на улице, гордо выпрямившись и улыбаясь, как человек, который фотографируется вместе с кем-то, возможно, ребенком, и чрезвычайно им гордится.
— Что за чертовщина здесь творится, Ник? Зачем Джорджио Браманте понадобилось убивать тут какую-то сумасшедшую старуху? Или он что-то узнал про Алессио?
Коста помотал головой. Нож в горло? Разорванная фотография?
Перони поднялся на две ступеньки, нашел относительно чистое и сухое местечко и сел, глядя на напарника.
— Если мы ничего не предпримем сами, а просто звякнем в полицию, Мессина с нас шкуру спустит. Ну, на это мне наплевать. Сказать по правде, я в отличие от тебя буду этому даже рад. Однако за это нас либо бросят в камеру дожидаться, когда комиссар соизволит нами заняться, либо силой засунут обратно на службу и Бруно с Баветти начнут зачитывать нам бесконечные инструкции, как следует вести расследование убийства. Если у Лео еще осталось время, нам не следует тратить его на подобную ерунду. Нет у нас времени.
Перони, как всегда, ткнул в самое больное место. Коста еще подумал, как будет работать с кем-то другим, когда гигант наконец уступит соблазну и уйдет в отставку.
— Это точно.
— Ну и что будем делать?
— Когда нам что-то попадает в руки, с чем можно работать, мы начинаем действовать. И звоним, когда все уже закончено.
Перони кивнул.
— А когда нам что-то попадет в руки?
— Как только мы побеседуем с этим старикашкой.
Джанни улыбнулся. Парень всегда быстро схватывал. И сейчас сориентировался немедленно. Здоровяк просто хотел, чтобы Коста сам сделал нужные выводы
— Как он сказал? «Вы небось решили, что этот ее мальчишка будет хоть время от времени приходить сюда и помогать ей? Черта с два!»
— Точно.
Наконец что-то сдвинулось с мертвой точки. В голове сразу прояснилось, Нику стало легко — так с ним всегда бывало, когда дело начинало раскрываться.
Полицейские поднялись по ступеням, довольные, что можно наконец вдохнуть того, что могло сойти за чистый воздух. Когда они вышли на улицу, зазвонил телефон Косты.
ГЛАВА 14
Джорджио Браманте посветил фонариком на свои часы и нахмурился. Фальконе сидел в келье на обломке стены, следя в полумраке за его движениями.
— Ты куда-то спешишь, Джорджио?
— Наверное, они просто счастливы, что могут оставить тебя тут навечно, пока не сгниешь, — без всякого выражения ответил беглец.
— Наверное, — кивнул инспектор.
Браманте забрал у него часы, после того как обыскал там, на площади, когда такси уехало. Теперь Лео представлял себе время лишь приблизительно. По его расчетам, он полдня проторчал в этой подземной тюрьме, в камере с железной дверью и кирпичными стенами, под мощным слоем земли и камня, таких же древних, как сам Рим. Как ни странно, убийца обращался с ним даже с некоторым уважением. Никакого насилия, да и угроз не слишком много. Создавалось впечатление, что ум Браманте занят чем-то другим, а захват Фальконе — лишь этап в осуществлении каких-то далеко идущих планов.
Археолог дал инспектору одеяло и бутылку воды, после чего покинул его на несколько часов, хотя у Фальконе создалось ощущение, что он был где-то недалеко. У преступника имелись мобильный телефон и бинокль. Возможно, убийца просто ходил к отдаленному входу в катакомбы, чтобы убедиться, что они по-прежнему здесь одни. А может, чего-то ждал…
И теперь, когда Браманте вернулся, выглядело это так, словно он намеревался остаться здесь насовсем. Усевшись на обломок древней колонны с каннелюрами, поставленный на торец рядом с железными воротами, зашуршал упаковкой чего-то съедобного, купленного в супермаркете.
— Я бы чего-нибудь поел.
Браманте посмотрел на Фальконе, крякнул и, разломив сандвич пополам, протянул кусок сквозь решетку двери.
— Это последний ужин осужденного? Я всегда полагал, что им дают кое-что посущественнее.
— А ты весьма любознательный тип.
— Ага, — кивнул Фальконе. — Это один из моих недостатков.
— И тогда, четырнадцать лет назад, ты тоже был любознательным.
— По большей части меня интересовал именно ты. И тут меня очень многое ставило в тупик.
— Что например?
Фальконе откусил.
— Прежде всего зачем тебе понадобилось тащить в подземелье Алессио.
Браманте бросил на него мрачный взгляд.
— Ты не поймешь. У тебя нет детей.
— Ну так просвети меня.
Археолог взглянул на часы.
— Дети растут и развиваются. Они должны становиться сильными. Уметь побеждать в состязании, в соперничестве. Их нельзя все время от всего прикрывать. Это просто невозможно. Потому что однажды — так бывает всегда и со всеми — тебя не оказывается рядом. Вот тогда оно на них и обрушивается.