Седьмой камень
Шрифт:
Разве может быть, чтобы седьмой камень ошибся? И эти двое непобедимы? Или он просто еще не до конца понял послание камня?
Он был уверен: море наверняка убьет “сливку” по имени Римо, причем так уверен, что считал это уже свершившимся фактом. Но море, огромное море, которое столь велико, что его нельзя даже нанять на службу, подвело Реджи. Что же еще ему оставалось? Должно же найтись что-то еще, тем более теперь, когда обе “сливки” снова вместе. И вот он сидел и думал, но ничего нового в голову не приходило, только страх по-прежнему терзал его сердце, и мужество
Он попытался взять себя в руки. Необходимо что-то сделать, что-то значительное и важное, чтобы доказать самому себе: он не просто настоящий мужчина, но еще и первый сын первого сына по прямой линии от принца Во, а следовательно, прирожденный властитель.
Течение его мыслей прервало чье-то пение. Это был наполненный, сильный голос, женский, но низкий, с романтичным местным акцентом. Морской бриз доносил со стороны берега слова песни. Радостная и счастливая, она славила любовь и жизнь и совершенно не подходила к настроению Реджи.
Вытянув шею, Реджи пытался разглядеть певицу сквозь толстую живую изгородь. Он увидел огромную черную фигуру, ковылявшую мимо. Яркое цветное платье из ситца так тесно облегало ее могучее тело, что напоминало плотно набитую сосичную кожуру, готовую вот-вот лопнуть. Ногти на ногах женщины были окрашены в неправдоподобный пронзительный, просто “вырви глаз” розовый цвет. Голову облекал ярко-красный платок, а поверх него высилась огромная стопа корзин ручного плетения почти такой же высоты, как и сама женщина.
Женщина шла по залитому солнцем пляжу, подчиняясь какому-то внутреннему, свободному скользящему ритму, и пела. Поравнявшись с газебо, она заметила Реджи, резко оборвала пение и одарила Воберна широкой открытой улыбкой.
— Мэри-Корзинка к вашим услугам, — сказала она. — Меня тут всякий знает. Я плету самые лучшие корзины на всех островах, а может, и во всем мире. Большие корзины, маленькие корзины, какой величины вам только угодно, всех цветов, всех видов. А уж если вам захотелось чего-то особенного, я и тут сумею угодить. Только денек погодите — и готово. Хоть кого спросите — вам каждый скажет: лучше корзин, чем у Мэри-Корзинки, нет. Мои — самые хорошие.
Она смолкла, дойдя до конца своей много раз отрепетированной речи, и посмотрела на Реджинальда Третьего, ожидая поощрения.
— Ну, тогда давай посмотрим на них, — с улыбкой сказал Реджи.
Он наклонился, открыл скрытую в кустах калитку из кованого железа и отступил в сторону, пропуская Мэри-Корзинку с ее объемистым товаром. Улыбка женщины несколько слиняла, когда она увидела опрокинутый столик, разбитую посуду и застывшие брызги яичного желтка и фруктов, над которыми жужжали сине-зеленые мухи. По лицу Мэри скользнуло выражение, ясно говорившее: а здесь не так уж и здорово. Что-то было не в порядке. Но, подобно маленькому облачку, на миг заслонившему солнце, это беспокойное чувство мгновенно минуло. Мэри-Корзинка подняла глаза. Солнце было по-прежнему на месте, прямо посредине неба, как всегда, и женщина снова улыбнулась, глядя на роскошную одежду Реджинальда Воберна и отметив про себя богатую меблировку и частный пляж, через который дорога вела к большому красивому особняку, возвышавшемуся на холме.
Мэри-Корзинка решила, что ничего плохого тут нет, а уж в крайнем случае пара ее корзинок наверняка поправит дело.
— Давайте посмотрим вон ту, бело-зеленую, — предложил Реджинальд. — Она в самой середине стопки.
— У вас наметанный глаз на настоящее качество, — одобрила его выбор Мэри-Корзинка.
Быстрым и на удивление изящным движением она перебросила раскачивающуюся башню корзин с головы себе на руки, а потом на устланный ковром пол. Затем наклонилась, чтобы достать из кипы ту, которую выбрал покупатель. Реджи тоже нагнулся. Он улыбнулся, когда пальцы его нащупали нож из столового прибора и сомкнулись вокруг его рукояти, извлекая оружие из остатков раскиданного завтрака.
Реджи вдруг почувствовал себя хорошо. Страх, глодавший его внутренности, растаял, точно его и не было. Вместо него появилось ощущение тепла и дрожь предвкушения. Да и чего он когда боялся?
— Вот вам, — Мэри-Корзинка, выпрямившись, подала ему очаровательную бело-зеленую корзину.
— А вот тебе, — улыбаясь ответил Реджи.
Длинное узкое лезвие ножа блеснуло на солнце, вонзаясь в широкую грудь торговки. Брызнула кровь, закипая вокруг стального лезвия, и Мэри-Корзинка закричала, но Реджи зажал ей рот ладонью и всем своим весом пригнул к земле, а нож в его руке продолжал кромсать просторную грудь женщины.
Еще несколько секунд она боролась, отчаянно металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить Реджинальда со своего тела. Решетчатые стены домика ходили ходуном, а йотом она замерла.
Никогда в жизни Реджи не чувствовал себя лучше. Ему вдруг захотелось съесть свой завтрак. Он поднялся и посмотрел на тело Мэри-Корзинки. И тут ему припомнилось где-то читанное: внутри каждого толстого человека прячется худой, который старается выбраться наружу.
Он опустился на колени рядом с Мэри, поднял нож и принялся проверять теорию практикой.
Когда все было закончено, Реджинальд взялся за телефон и набрал номер полиции.
— Не могли бы вы прислать кого-нибудь? — весело попросил он. — У меня тут мертвая женщина.
Констебль явился через час. Он стоял у кованой металлической калитки и с профессиональным спокойствием смотрел на бойню в газебо.
— Стрелы в сердце нет, значит, нет и убийства, — провозгласил он. — Явно естественные причины. Здесь нет убийств. Только солнце, море и хорошая погода. Настоящий рай для отдыха.
— Совершенно верно, — охотно согласился Реджинальд. Он кивнул в сторону того, что когда-то было Мэри-Корзинкой. — Если вас это не затруднит, а то мне немного не хватает прислуги, сами понимаете.
— Никакого труда, — ответил констебль. — Я вам тут уберу.
Из кармана своего мешковатого мундира он извлек сложенный пластиковый мешок для мусора.
— Мой набор для места преступления, — пояснил констебль. — Никогда и никуда не выхожу без него. Очень удобно, когда эти естественные покойники оказываются вот в таком беспорядке.