Седьмой лимузин
Шрифт:
Рука Джулиана Сполдинга оказалась сухой и сильной. Оружия при нем вроде бы не было, но глаза его победоносно горели.
— Я вас уже довольно долго жду, мистер Эшер. — В шумном вестибюле слова прозвучали негромко и как-то угрожающе.
— Я ведь ничего не знал. Я как раз только что беседовал с вашей женой.
— Нам с вами необходимо прийти к взаимопониманию. И как можно быстрее.
Я показал ему ключ от номера.
— Можно подняться ко мне. Если вы не против.
— Мне бы не хотелось. — Он брезгливо сморщился, втягивая ноздрями стоящий здесь табачный дым. — Давайте пойдем на воздух.
Мы
Джулиан Сполдинг шел походкой состарившегося бойцового петуха, совершающего всегдашний обход собственного гарема. На нем были черные брюки, белая рубашка и потрепанная шляпа с полями. Как ему удалось разыскать меня? Маргарет подсказать не могла: я не поведал ей, где остановился. Карри. Другого решения я найти не мог.
Старик держался наособицу, делая вид, будто меня и вовсе не существует, пока мы не остановились на углу Храмовой и Центральной, дожидаясь светофора. Имелся здесь и звуковой сигнал перехода — для слабо видящих или невнимательных: он издавал два звука — бип и боп. Бип и боп. Опять девчушки — на этот раз цветные. Переходя через дорогу, они весело передразнивали звуковой сигнал. Это вызвало у Джулиана улыбку, но он сразу же подавил ее. Озабоченная мамаша шепотом пересчитывала своих детишек по головам, чтобы они не разбежались по Храму или по Табернаклю.
Мы, один за другим, вошли в ворота, и Джулиан пошел куда-то вглубь внутреннего сада, весьма мирного и живописного. У фонтана, в тени, отбрасываемой высоким зданием отеля, он подыскал для нас маленькую каменную скамью. В нескольких шагах от нас высились статуи Джозефа и Хайрума Смитов. Джулиан, сняв шляпу, отвесил им почтительный поклон. Волосы у него оказались седыми и редкими — так, скорее пух. Выглядел он грустным и погрузившимся в тайные размышления.
— Я прихожу сюда почти каждый день. Так мне удается сильнее сродниться с первоосновами. Как будто смываешь с души всю грязь. — Он уставился на меня так, словно загрязнение грозило именно с моей стороны. — Моя дочь позвонила мне сегодня утром. Она была очень взволнована. Они со своим молодым человеком поссорились на обратном пути в город, и сейчас он куда-то исчез. Она сказала, что вы выскочили из-под земли, как скунс, и попытались внести раздор в их жизнь.
Я невольно рассмеялся.
— Полагаю, это удачное сравнение, мистер Сполдинг. Но это не входило в мои намерения…
— Мне наплевать на ваши намерения! — рявкнул он. — И наплевать на то, что за ложь вы наплели моей жене…
Понятно, однако же, что наплевать ему не было. Иначе мы бы здесь сейчас не сидели.
— Мистер Сполдинг, мне вовсе не хочется досаждать вам и впредь. Я с удовольствием расскажу все, что вам будет угодно выслушать.
Джулиан любовался храмом с его готическим шпилем, пока я рассказывал ему о своих размышлениях о семействе Сполдингов и в особенности о младшем поколении этого семейства. Тени нашего разговора с Маргарет
— Пути Господни тернисты. Я уже говорил Маргарет, я говорил им обеим, что Господь требует послушания. — Он прервался, заметив, что уже не столько мыслит вслух, сколько цитирует Писание. — Но не думаю, что нам с вами, мистер Эшер, стоит затевать такую дискуссию. Будучи неверующим, вы меня не поймете.
— Я в состоянии понять, что человек может любить двух женщин сразу. Меня тревожат только последствия этой любви. — Я решил надавить на него малость посильнее. — Карри, возможно, рассказывала вам, что я зарабатываю себе на жизнь кино- и фотосъемкой. Причем технические проблемы этой профессии весьма просты, я мог бы за неделю научить вас всему, что знаю. Но для того, чтобы выбрать надлежащее мгновение, — тот миг, в который проступает истина, хотя бы и незначительная… Что ж, для этого, полагаю, необходим дар. Или, если угодно, проклятие. — Я ткнул пальцем за плечо. — Там, у меня в номере, остался снимок двух ваших детей, сына и дочери, которые были готовы разорвать друг друга в клочья. Зрелище, поверьте, не из приятных.
Губы Джулиана сжались так, что начали походить на едва затянувшуюся рану.
— Неужели вы не понимаете, что мне приходится нести это бремя изо дня в день?
— Я не умею читать ваши мысли, мистер Сполдинг. И, честно говоря, у меня есть дела поважнее.
Сперва мне показалось, будто он не понял или не расслышал. Он смотрел сейчас на крошечную мулатку с воздушным шариком в руке, которая пересекала центральную площадку внутреннего сада. Шарик имел форму фисташки. Болтаясь у нее над головой, он казался гигантским презервативом.
— Да, Чезале был великим гонщиком. — Манера его поведения внезапно резко переменилась, сейчас он стал одним из фанатов «Бугатти», безутешным и седовласым; из-под сорочки на его голой груди виднелась седая шерсть, он принялся задумчиво скрести ее. — И вы с ним были друзьями, я это знаю. Мне так и не выпало удовольствие лицезреть его на состязаниях. Но его слава до меня, конечно, докатилась. — Джулиан отвел от меня взгляд, охваченный глубоким и искренним чувством. — Страшная трагедия. Просто страшная.
— Но для вас она обернулась весьма удачной стороной. Вернее, могла обернуться. Если бы вам удалось заполучить еще один «Бугатти».
Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Странный вы человек, мистер Эшер. Не думаю, что вы настолько сентиментальны, как вам хочется показать.
— Возможно, вы правы. Но мне известно, что двери не открываются, пока на них не надавишь. Вам действительно так сильно, так, можно сказать, отчаянно хотелось заполучить Тридцать пятую модель?
Малыш в цветной рубашонке и красных солнечных очках оторвался от рассеянно бредущих родителей. Он погнался за мулаточкой с воздушным шаром вокруг фонтана, шарик ему явно хотелось конфисковать. Нет-нет, — закричали родители. Малыш заревел, а Джулиан ухмыльнулся.
— Понимаю его чувства. Возможно, нам никогда не суждено повзрослеть. Он похож на меня с этой машиной.
Тогда почему же он сам не отправился на аукцион к Харре? В тот день я спросил об этом у Карри, но не получил вразумительного ответа.