Седьмой лимузин
Шрифт:
Но почему у него то и дело возникал импульс оглянуться, не следит ли кто-нибудь за ним? На эскизах — от одного бампера до другого — каждая линия свидетельствовала о профессиональной выучке. Ничего похожего на те жалкие каракули, которыми ранее с такой охотой снабдил Гривена Гитлер.
Собственно говоря, проект, набросанный Гитлером, не был так уж чудовищен. Он был… нет, Гривену не хотелось думать на эту тему, подобные мысли слишком его расстраивали. Но то, каким королевский лимузин виделся Гитлеру, свидетельствовало о его астигматизме. В особенности, изображение девушки —
Нет, с такими оригиналами начинать дело было нельзя. К счастью, на студии УФА имелись специалисты, умеющие превратить любую страшилу в писаную красавицу.
Но все они здорово посмеялись — и Хеншель, и Зандер, и весь их персонал из модельного цеха. Ну и ну, Карл, а мы и не знали, что у вас такие таланты! Кто преподавал вам теорию перспективы, уж не Пикассо ли? Гривен не мешал им поднимать его на смех: не слишком высокая цена за ожидаемую им помощь.
Хеншель начал разбираться с каракулями, придавая любой прямой или кривой безупречную законченность, тогда как Зандер раскрашивал рисунки акварелью.
Пучеглазый бронтозавр — так они окрестили машину. Что ж, животное как животное, лишь бы никто не догадался о том, кто на самом деле доводится ему папашей. Гривен с самого начала осознавал, что любой королевский «Бугатти», изображенный на листе бумаги, подвергнется тщательному и безжалостному осмотру воистину уникального специалиста. Но и осознавая это, он постарался оттянуть неизбежное — и поэтому сначала отправился к берлинскому дилеру «Бугатти» — к тому самому, который некогда продал ему Двадцать третью модель.
— К сожалению, Сорок первая модель еще не является серийной. — За этим последовал вежливый, но категорический отказ даже посмотреть на рисунки. — У нас, господин Гривен, даже нет права принимать такие заказы. С любыми вопросами следует обращаться в Молсхейм, лично к Этторе Бугатти. Я слышал, что он хочет лично познакомиться с каждым потенциальным владельцем королевского «Бугатти». — Дилер пожал плечами, давая понять, что ценит постоянных покупателей. — Разумеется, мы можем замолвить за вас словечко.
— Благодарю вас. Но у меня имеются собственные контакты.
Экспресс разогнался, пересек границу и должен был прибыть в Страсбург к вечеру. Приехав, Гривен сразу же отправился в гостиницу «Де Ля Мэзон Руж». Именно ее порекомендовал Элио, он даже зарезервировал для Гривена номер. Сон без сновидений, в котором на время удалось забыть о повседневных заботах, — и вот он уже возвращается на вокзал, едва успев при этом сесть на утренний пригородный, связывающий между собой городки, расположенные в самом сердце Эльзаса.
Рельсы пригородного пути, параллельные магистральному, шли на запад. Гривен вспомнил, как ехал тут, объезжая на Двадцать третьей модели огромные грузовики. Он и на этот раз планировал автомобильную поездку, чтобы предстать перед Патроном обветренным и самоуверенным, но Двадцать третья подвела его внезапной поломкой сразу в трех местах.
Дилер
— К следующей неделе? Исключено. Так вы, говорите, едете в Молсхейм? По личному приглашению господина Бугатти? Как это здорово! — Быстрые переговоры с главным механиком, который полез под капот Двадцать третьей и извлек оттуда полетевшее сцепление. — Не захватите ли вы его с собой, чтобы поменять на месте?
Шоссе меланхолически повернуло в другую сторону, а поезд продолжил свой путь по здешним невысоким горам. Плодоносный край, здесь повсюду растет виноград. С крыш крестьянских домов, то и дело попадавшихся по дороге, поезд провожали взглядом занятного вида керамические журавли. Гривен уже собирался расспросить о них проводника, когда поезд прибыл на нужную ему станцию.
Конец пути. Низкие холмы, в просвете ветвей сикаморы видны дома деревни. Никаких заводских труб и других язв промышленной цивилизации. Да и сам вокзал — всего лишь крытая платформа и скромная вывеска: Молсхейм.
«Бугаттист» в Гривене заставил его, собирая чемоданы, пристально всмотреться в набегающий из-за окна пейзаж. Волей-неволей он радовался, готовясь ступить на священную землю. Но вот из толпы встречающих на платформе выделилась небольшая фигурка: то был Элио, он улыбался, махал руками и самим своим появлением как бы сводил на нет все окружающее.
— Карл! Вы что, уснули?
Элио принял чемоданы Гривена у проводника, затем поставил их наземь, чтобы пожать другу руку. За улыбкой сквозила невысказанная похвала, в остальном же Элио держался подчеркнуто формально. Волна приязни нахлынула на Гривена, хотя безраздельности этого чувства мешала мысль о Люсинде.
— Благодарю за то, что меня встретили, — сказал Гривен. Только, пожалуйста, без медвежьих объятий, подумал он. — У меня, должно быть, совершенно идиотский вид.
— Как всегда. — Элио произнес это, понятно, в шутку, хотя и не на все сто процентов. Потом потрепал Гривена по спине. — Этот чемодан потащите? Вот и отлично! Прошу сюда!
Они поднялись на виадук и обошли по нему вокзал.
— А как поживает наша маленькая Мария Магдалина? — Но тут внизу загрохотал поезд, так что Гривен всего лишь коротко всхохотнул и с напускным безразличием пожал плечами. За путями стояла небольшая гостиница, вывеска, укрепленная между первым и вторым этажами, гласила: «Отель Хейм».
Войдя в гостиницу, Элио на правах старого знакомого потрепал мадам Хейм по щеке и поставил чемоданы Гривена перед стойкой администратора. Затем повел Гривена по лестнице к нему в номер, как тот было подумал, но вместо этого внезапно открыл какую-то другую дверь. В этом номере вся стена была увешана фотографиями и трофеями, а на кровати тут и там валялись книги.
— Это мой дом, — с подчеркнутой гордостью сказал Элио. — Хотя, конечно, вы и сами догадались.
Гривен подошел поближе рассмотреть фотографии. Снимки на память о триумфально завершившихся гонках, фотографии мужчины и женщины, которые, судя по внешнему сходству, должны доводиться Элио отцом и матерью… Но тут Элио поспешил увести его прочь.