Седьмой рыцарь

Кариди Екатерина Руслановна

Однако новое положение требовало от Норберта и нового подхода. Он много лет прожил отшельником, появляясь на людях лишь в редких случаях. Этому были свои причины.

После того столкновения с Феодорой выжил он один. Остальные постепенно поумирали от непонятного огненного проклятия. От пяти других магов, сумевших когда-то вместе с ним захватить целое гнездо драконов, теперь остались только горстки пепла. Он видел смерть всех.

Не сказать, чтобы Норберта их смерть сильно его расстроила, просто видя каждый раз, как странный огонь выедает их изнутри медленно но верно, он понимал, что рано или поздно настанет и его черед. Однако ему повезло больше остальных.

Норберт выжил благодаря запасам драконьей крови и одному заклинанию собственного сочинения, которым он ни с кем не делился. Крови на его долю тогда досталось немало. Стоила она баснословных денег, на них можно было бы купить себе целое королевство. Но почти всю ее пришлось потратить на себя.

А сейчас запасы подошли к концу.

Потому он был совершенно не против убить еще одного дракона. Но руками первого рыцаря Илтирии, герцога Филберта Танри.

глава 28

Высоко в горах солнце заходит позже, чем долине. Внизу уже темно, а тут золотистые лучи еще долго подсвечивают ближние скалы и снежные шапки дальних гор. Удивительно красиво...

Виль сидела на ступенях бассейна, глядя на отблески, что бросали закатные лучи на полированный мрамор стен, и сосредоточенно строила про себя схему.

Сегодняшнее занятие с леди Феодорой не походило ни на одно из предыдущих. Рыцари обучали ее владению стихиями, а королева - мать плетению заклинаний. Начали они с самой простейшей схемы, но и та давалась девушке с большим трудом, потому что требовала очень четкого пространственного построения. Виль было стыдно, что она такая несообразительная, но королева Феодора только смеялась, вспоминая:

– Это еще что, видела бы мои первые схемы и плетения...

Общение с этой великой женщиной было на удивление легким и приятным. Это искупало многое. Даже неприятный осадок, оттого что пришлось добираться до покоев леди Феодоры чуть ли через всю женскую половину.

И тут уж, проходя по бесконечным залам, галереям и переходам, она, кажется, видела их всех. А если и не всех, то очень многих. Женщины были красивы. И как бы ей не хотелось найти в их внешности изъяны, таковых не наблюдалось. Невольно сравнивая себя с ними, Виль казалась себе на их фоне замухрышкой.

Осознав, что сравнивает себя с этими женщинами, Виль рассердилась.

Но девушка лгала себе, говоря, что ей безразлично. Как она ни старалась задавить этот нездоровый интерес, он пробивался словно шило из мешка, заставляя ее против воли жадно разглядывать все вокруг, запоминая нюансы.

Она заметила, кстати, что женщины тут пользовались полной свободой, никакой охраны и запоров нигде не наблюдалось. Некоторые музицировали, вышивали, или занимали себя какими-то играми, остальные гуляли и переговаривались. И все это пестрое женское царство хоть и проявляло к ее появлению сдержанный интерес, однако знакомиться с ней никто не спешил.

Так было даже лучше, потому что, честно говоря, больше всего Виль хотелось дистанцироваться от этого гаремного мирка, казавшегося ей приторным и одновременно горьковатым. Потому что у нее не укладывалось в голове, как можно делить любимого мужчину с кем-то еще. Если только нелюбимого.

А жить с нелюбимым...? Ее от одной мысли передергивало.

Но хуже всего было то, что она, разглядывая женщин, пыталась определить, кто здесь чьи любовницы. Ведь были среди них и женщины Хаториана. Казалось бы, ее не должно это волновать, а тем более, огорчать. Но чувство, что она испытывала, пытаясь определить, с которой из этих красавиц он делил постель, походило на какое-то болезненное жжение в груди.

Она не знала этому чувству имени, просто ощущала какую-то обиду и затаенный протест.

В общем, не удивительно, что в разговоре с леди Феодорой она вскользь поинтересовалась, кто здесь чьи жены. На что та ответила, как-то странно на нее взглянув:

– Тут нет жен. У дракона может быть множество женщин, но только одна единственная возлюбленная. И после того как он встретит ее, других женщин для него уже не существует.

Звучало это так пафосно, что Виль хотелось воскликнуть:

– Не верю.

Она тогда промолчала, скептически поджав губы. Но сейчас мысли снова сползали к этому разговору, вызывая у нее раздражение и непонятные смутные надежды, которые следовало задавить в зародыше.

А еще больше хотелось приказать себе вообще перестать об этом думать.

Но разве такие приказы когда-нибудь выполнялись?

***

Потом Виль вздохнула и все-таки усовестилась. Она сегодня довольно рассеянно выполняла указания Наирота. В итоге, чуть не снесла силовой плетью кусок балюстрады. Правда, он почему-то обрадовался, а девушке было стыдно, никакой пользы от нее в хозяйстве. Один вред.

Не говоря уже о том, что на занятие к Рианату опоздала, и огневик, тяжело вздыхая, не стал ничего проводить, а просто показал ей танец пламени. Языки огня двигались, словно человеческие тела, извиваясь и причудливо переплетаясь. Прекрасное и завораживающее зрелище... Обещал научить.

А теперь еще предстояло после ужина идти на террасу, где ее наверняка уже ждал Атхор. Совершенствовать владение тьмой. Хотя ей до совершенства, наверное, никогда не дорасти. Но вообще сама стихия ей нравилась.

Тьма вроде бы была чем-то абстрактным, просто отсутствие света. Но, правильно применяя соответствующие потоки ментальной энергии, ее можно было делать вполне материальной, плотной. По желанию - мягкой, бархатной или твердой и гладкой. Или колючей.

Иными словами из тьмы можно сотворить и невесомое мягкое покрывало, и острейший клинок, который будет тверже алмаза. А можно сделать такую сеть, что способна удержать в своих тенетах все, что угодно. Все зависело от характера направленного потока и силы, которая в этот поток вкладывалась.