Седьмой свиток
Шрифт:
— Да, с «АК-47» ты полезнее, чем с киркой, — согласился Николас. — Только оставь Тессэ. Она нам нужна.
— Мне тоже, — улыбнулся Мек и сокрушенно покачал головой. — И лишь теперь начинаю понимать насколько. Я буду возвращаться каждый вечер навестить ее.
Ниммур увел своих людей в заросли колючего кустарника и расставил вдоль дороги и вокруг лагеря. Когда Николас отрывался от работы, он часто видел фигуру кого-нибудь из часовых-партизан на возвышенностях. От их присутствия становилось гораздо спокойнее.
Однако, как он и обещал, Мек возвращался в лагерь почти каждый вечер. По ночам Николас часто слышал, как из шалаша Тессэ и Ниммура доносятся низкий смех партизана и серебристые колокольчики голоса его возлюбленной. И тогда англичанин лежал и думал о Ройан в соседнем домике, одновременно столь близкой и столь далекой.
На пятый день прибыла вторая партия из трех сотен рабочих, обещанная Май Метеммой, и Николас был поражен. Такие вещи редко происходили в Африке. Интересно, подумал Харпер, что же именно Мек сказал аббату? Но баронет решил особенно долго не размышлять на эту тему, поскольку появилась реальная возможность приступить к строительству.
Новые рабочие не были монахами, потому что монастырь Святого Фрументия уже отдал всех, кого мог, священному труду. Прибыли крестьяне, живущие наверху ущелья. Май Метемма уговорил их выйти на работу, обещая отпущение грехов и запугивая адским пламенем.
Николас и Сапер разделили рабочих на команды по тридцать человек. Во главе каждого отряда поставили одного из выбранных монахов. Людей старательно группировали по физическим данным, так чтобы рослых и физически здоровых мужчин можно было бросить на самые тяжелые работы, а тех, что пониже и послабее, — на задания, не требующие особенной силы.
Николас придумал названия для каждой команды — «Буйволы», «Львы», «Топоры» и так далее. Ему пришлось напрячь воображение, но он считал важным вызвать в рабочих чувство гордости и желание соревноваться с другими. Харпер провел их по каменоломне, причем впереди каждой группы шел назначенный церковный начальник. Встав на один из древних каменных блоков как на сцену, с Тессэ в качестве переводчика, он произнес пылкую речь, в конце пообещав расплатиться серебряными талерами. Обещанная заработная плата была втрое выше средней по стране.
До этого момента люди слушали англичанина с печальным и обреченным видом, но теперь произошло удивительное превращение. Ни один не думал, что ему заплатят за работу, поэтому большинство только и ждало удобного момента, чтобы сбежать домой. А теперь Николас обещал им не просто деньги, а серебряные талеры. Последние две сотни лет талеры Марии Терезии рассматривались как единственная платежеспособная единица. Поэтому их до сих пор чеканили с датой «1780 год» и портретом старой императрицы с двойным подбородком и декольте, наполовину открывающем огромный бюст. Одна такая монета ценилась больше, чем целый мешок ничего не стоящих бырров, печатавшихся новым режимом в Аддис-Абебе. Чтобы оплатить работу, Николас включил ящик серебряных монет в первый контейнер, сброшенный Джанни.
На черных лицах засверкали белозубые счастливые улыбки. Кто-то запел, и все принялись притопывать и приветствовать Николаса, отправляясь получать инструменты. Вооружившись кирками и лопатами, они двинулись вверх по долине к месту строительства дамбы, распевая и танцуя.
— Ты — святой Николай, — засмеялась Тессэ. — Санта-Клаус. Они никогда тебя не забудут.
— И даже могут построить монастырь в твою честь, — предположила Ройан.
— Эти ребята еще не знают, что каждую монету придется зарабатывать тяжелым трудом.
С этого момента работа кипела с самого рассвета до полной темноты. Люди возвращались во временный лагерь при свете тростниковых факелов, слишком усталые, чтобы петь. Николас договорился с главами деревень над ущельем, чтобы каждый день они предоставляли одно животное для забоя. Утром по дороге спускались женщины, гоня скотину и неся огромные горшки с теем на головах.
За последующие дни из небольшой трудовой армии Николаса не дезертировал никто.
Устроившись на высоком кресле трактора, Сапер поднял первый наполненный камнями проволочный габион. Сооружение весило несколько тонн, и тут же работа замерла, поскольку все мужчины встали по берегам Дандеры и принялись наблюдать. Раздался гул удивления, когда Уэбб спустился на желтом тракторе по крутому берегу, высоко удерживая габион, и заехал в воду. Течение, нарушенное этим вторжением, сердито закрутилось вокруг высоких задних колес, но Сапер продвинулся еще глубже.
Толпа, стоявшая вдоль берега, начала петь и одобрительно хлопать. В этот момент вода достигла кабины, Сапер нажал на тормоза и опустил габион в поток. Потом он задом выехал на берег. Люди радостно приветствовали его, хотя вода скрыла плоды трудов человека и только водоворот на поверхности отмечал местоположение будущей плотины. Наготове лежал еще один наполненный габион. Трактор подъехал к нему, опустил стальные захваты и поднял тяжелый груз с нежностью матери, баюкающей ребенка.
Николас крикнул руководителям, чтобы они отправляли группы на работу, и вверх по долине зашагали эфиопы, обнаженные, если не считать белых набедренных повязок, покрытые потом от жары, царящей в ущелье. Их кожа блестела как антрацит, только что вырезанный из пласта угля. Каждый нес на голове корзину с камнями и опрокидывал ее в габион, а потом возвращался с пустой корзиной в каменоломню. Как только ящик из металлической сетки наполнялся, другая команда прикрепляла крышку и приматывала ее прочной проволокой.
— Двадцать талеров команде, которая наполнит сегодня больше габионов! — проревел Николас.
Работники радостно закричали и удвоили усилия, но угнаться за Сапером на его тракторе не могли все равно. Он искусно клал блоки, полные камней, начав с мелководья вдоль берега. Уэбб укладывал каждый следующий так, чтобы он опирался о предыдущий для большей прочности.
Сначала не было заметно никаких серьезных изменений, но когда над водой поднялся маленький риф, река наконец заметила вторжение. Ее голос изменился с негромкого журчания на монотонный гул — она пыталась разрушить стену Сапера.
Вскоре над поверхностью Дандеры показалась стена из габионов, и река стала почти вдвое уже. Теперь она свирепо рвалась через оставленный прогал зеленым могучим потоком и слегка поднялась по берегам. Река не оставляла в покое основание плотины, пытаясь найти слабые места. Вместе с ростом уровня воды работа замедлилась.
Выше, среди приречных зарослей, работали лесорубы, и Николас морщился всякий раз, как падало одно из громадных деревьев, со стоном и скрипом, похожим на плач живого существа. Англичанин считал себя сторонником сохранения природы, а многим из этих лесных гигантов понадобились целые столетия, чтобы вырасти.