Седьмой свиток
Шрифт:
— Он крашеный?
— Нет, на алтаре вырезаны картины. Но они совсем другие, чем внутри могилы святого.
— А в чем отличие? Рассказывай, Тамре.
— Не знаю. У людей смешные лица. Другая одежда. И еще есть лошади. — Он совсем запутался. — Они другие…
Ройан попыталась добиться от Тамре более детального описания, но он все больше и больше смущался и противоречил себе. Поэтому она изменила тактику.
— Расскажи мне о таботе, — предложила Ройан, но тут вмешался Николас:
— Нет, лучше ты расскажи о нем. Это нечто вроде еврейского ковчега завета?
Она обернулась к нему:
— Да, по крайней мере в египетской церкви это так. Его обычно хранят в ларце, украшенном драгоценными камнями, и заворачивают в вышитую золотом ткань. Единственная разница состоит в том, что у евреев внутри хранились Десять заповедей, а в нашей церкви — молитва, посвященная святому конкретного храма. Это живое сердце церкви.
— А что такое камень табота? — сосредоточенно нахмурился Николас.
— Не знаю, — созналась Ройан. — У нас такого не бывает.
— Спроси его!
— Расскажи мне о камне табота, Тамре.
— Он вот такой высоты и такой ширины. — Мальчик показал примерно до своего плеча и развел руки в стороны.
— А табот стоит сверху.
Тамре кивнул.
— Почему они послали тебя коснуться камня, а не самого табота? — спросил Николас, но Ройан покачала головой, призывая к молчанию.
— Давай говорить буду я. Ты слишком резок с ним. — Она снова обернулась к мальчику: — Почему надо было тронуть камень табота, а не ковчег, который стоит сверху?
— Не знаю, — беспомощно отозвался мальчик. — Они просто велели так сделать.
— А на что похож камень? На нем тоже есть картины?
— Не знаю. — Тамре расстроился оттого, что не смог ответить на вопрос. Он очень хотел порадовать Ройан. — Не знаю. Камень был закрыт тканью.
Николас и Ройан обменялись потрясенными взглядами, а потом молодая женщина снова обернулась к послушнику:
— Закрыт? Камень закрыт?
— Говорят, что его открывает аббат в день рождения святого Фрументия.
Николас и Ройан снова обменялись взглядами. Англичанин задумчиво улыбнулся.
— Хотелось бы мне посмотреть на могилу святого и на камень табота. Открытый.
— Тебе придется дождаться дня рождения святого и добиться рукоположения. Только священники… — Она умолкла и снова посмотрела на него. — Ты ведь не думаешь… О, ты ведь не пойдешь на это?
— Кто, я? — ухмыльнулся Харпер. — Забудь об этом.
— Если тебя поймают в макдасе, то разорвут на тысячу маленьких кусочков.
— Тогда они не должны поймать меня.
— Если пойдешь туда, то и я с тобой. Только как мы это провернем?
— Погоди, дорогая. Мысль пришла мне в голову десять секунд назад. Даже в лучшие дни требуется хотя бы десять минут, чтобы я придумал блестящий план действий.
Ройан молча уставилась в пропасть, а потом прошептала:
— Покрытый камень. Каменное свидетельство Таиты?
— Не говори вслух, — взмолился Николас и сделал знак от дурного глаза. — И даже не думай. У дьявола ушки на макушке.
Они опять умолкли, погрузившись в размышления.
— А что, если… — начала было Ройан. — Нет, не выйдет. Снова воцарилось молчание.
Тамре разрушил тишину неожиданным возбужденным воплем:
— Вот он! Смотрите!
— Что такое? — Ройан и Николас буквально подскочили на месте.
Мальчик схватил ее за руку. Он весь дрожал.
— Вон он. Я говорил. — Свободной рукой Тамре указывал на противоположный берег реки. — На краю колючих кустов. Разве вы не видите?
— Что там? Что ты видишь?
— Животное Иоанна Крестителя. Священное отмеченное животное.
Вглядываясь в указанном направлении, Ройан различила коричневатое пятнышко на краю густых зарослей с другой стороны ущелья.
— Не знаю. Слишком далеко…
Николас сунул руку в рюкзак и вытащил бинокль. Сфокусировав окуляры, он рассмеялся:
— Аллилуйя! Репутация моего дедушки восстановлена.
Англичанин передал бинокль спутнице. Она подкрутила его и навела на маленькое существо. До животного оставалось три сотни ярдов, но через десятикратные линзы его можно было рассмотреть как следует.
Он был почти вдвое меньше обыкновенного дик-дика, которого они видели в предыдущий день, но вместо равномерно серого его шкурка отливала красновато-коричневым. Однако более всего поражали пять отчетливых темно-шоколадных полос на спине и боку, и в самом деле напоминающих отпечатки пальцев.
— Madoqua harperii, собственной персоной, — прошептал Николас. — Прости, дедушка, что я усомнился в тебе.
Дик-дик стоял наполовину в тени, шевеля носом и принюхиваясь. Он высоко держал голову, подозрительно осматриваясь. По ущелью дул ветер, и до зверюшки явно доносился легкий запах человека.
Ройан услышала негромкий щелчок затвора — Николас зарядил ружье. Она поспешно опустила бинокль и посмотрела на Харпера:
— Неужели ты собираешься стрелять?
— На таком расстоянии — нет. Здесь больше трех сотен ярдов, а мишень достаточно мала. Подожду, пока подойдет ближе.
— И у тебя поднимется рука?
— А почему бы и нет? Ведь я в том числе и ради этого сюда приехал.
— Но он такой красивый.
— Я так понимаю, что будь он уродливым, его можно было бы пристукнуть без зазрения совести?