Седьмой уровень, или Дневник последнего жителя Земли
Шрифт:
Машина, в которой я находился, была военной: закрытый джип, обычная модель, которой пользовались старшие чины. Как офицер, я имел право сидеть сзади, и мне было приятно от мысли, что я сижу там, где положено майору. Сегодня, конечно, я признаю, каким дураком я выглядел, думая о повышении, но увы, было именно так: восседая на мягком сидении, я чувствовал себя Наполеоном после Аустерлица.
Прошло, наверное, не менее часа, пока я, убаюканный мечтами о новом звании, не заметил, что джип все же не совсем обычный: между мной и водителем была стенка, разделявшая салон на две фактически самостоятельные кабины. В фильмах я нередко видел шикарные лимузины со стеклянной перегородкой между сидениями. Но передо мной было не прозрачное стекло, а матовое, точнее, пластмассовая
Как вскоре выяснилось, я был лишен и этой возможности. Вероятно, водитель свернул с шоссе, и теперь джип пересекал местность, на которой я никак не мог сориентироваться. Как я ни старался, мне не удавалось найти хоть какое-либо сходство с ранее известными окрестными районами. Я был раздосадован.
К 11.00 машина вошла в туннель. За эти несколько секунд я лишь успел отметить отличную маскировку: над каменной площадкой высились две скалы, образуя своеобразную арку. Это и было входом в подземелье. Затем мы ехали по этому туннелю, по великолепному, хорошо освещенному шоссе с двухрядным движением, опускаясь все ниже и ниже. Нам не попалось ни одной встречной машины. По тому, как мой водитель сбавил скорость, я заключил, что перед нами есть другие машины, которые двигались в том же направлении. Я не мог смотреть вперед, но водитель то и дело тормозил, затем опять трогался, как это бывает на городских перекрестках. Наконец, после очередной остановки мы больше не сдвинулись с места. Снаружи открыли дверцу. Прибыли. Я вышел из джипа.
Я стоял перед входом, сделанным прямо в скалистой стене. Стало быть, здесь лишь одна дорога: вот эта, ведущая в открытые ворота. Рядом висел щит с надписью «ОСТАНОВКА ЗАПРЕЩЕНА». Я вошел в ворота и очутился в лифте. Он был довольно просторным, где-то около девяти квадратных метров. Когда я вошел, там уже было несколько мужчин. За мной один за другим прибывали новые пассажиры. Наконец двери лифта закрылись, и металлическая коробка стала опускаться. Я отчетливо ощущал ускорение что позволило мне определить скорость спуска примерно в 300 метров в минуту, а двигался лифт минуты три. Следовательно, решил я, глубина около тысячи метров. Позже, однако, я узнал, что мы опустились глубже: наша подземная темница находилась на расстоянии 1350 метров от поверхности земли.
Потом мы шагали по залитому светом коридору, метра два шириной и такой же высоты. Нас окружали голые стены, если не считать несколько бесполезных указателей: двери лифта закрылись, за нашими спинами, так что нам оставалось двигаться только вперед. Я быстро заметил одну деталь — дверь была блокирована с другой стороны, то есть выйти отсюда было невозможно. По-настоящему вникнуть в смысл этого обстоятельства я сумел лишь гораздо позже.
Коридор вел к эскалатору. И тут была лишь одна движущаяся лестница, а не две. И эта единственная лестница двигалась вниз.
Через минуту я очутился в длинном помещении, расположенном в правом углу от конца эскалатора. Дверь, через которую я вошел, находилась как раз посередине продольной стены, слева и справа видны были другие двери с разными надписями. Однако мое внимание привлекли не они, а длинный стол на другой стороне зала. Он тянулся вдоль всей стены, и его оба конца входили в ниши, темнеющие в противоположных стенах помещения. Но прежде чем я успел с должным вниманием рассмотреть этот необычный стол, из репродуктора послышался спокойный женский голос, отчетливо повторяющий:
— Пожалуйста, проходите к столу и садитесь на свободные места! Не толпитесь у входа! Просьба не останавливаться
Вскоре все места были заняты, и с эскалатора больше никто не сходил. Мне не удалось точно подсчитать, сколько нас собралось за столом, но примерно прикинул: человек 150–200. По радио опять послышался женский голос:
— Внимание! Прошу всех к обеду!
Эти слова прозвучали как сигнал. Все вдруг заговорили, И хотя до этого мы никогда в жизни не видели друг друга, каждый обращался к соседу, словно к старому знакомому:
— Да, ребята, вот это я понимаю экскурсия! — Стало быть, так выглядит подземная жизнь!
— А не слишком ли мы глубоко забрались в брюхо нашей Терры?
— Около тысячи метров.
— Да нет, гораздо больше.
— Но мы добрались довольно быстро!
— Любопытно, чем нас будут кормить?
— Я тоже проголодался.
— А я, представьте себе, нисколько!
И все говорили, говорили примерно в таком духе. Банальные вещи, пустые фразы, но, видно, тогда мы в них очень нуждались. В самый разгар этой всеобщей беседы я вдруг вспомнил, что ни в лифте, ни на эскалаторе, ни в коридоре никто из нас не проронил ни слова. Здесь же всех словно прорвало, мы вели себя, как школьники, наконец-то дождавшиеся перемены
Нас опять прервало радио:
— Прошу внимания! Обед будет подаваться по транспортеру. Подождите, пока остановится лента, и лишь тогда приступайте к обеду. Ни отчего не отказывайтесь, позже вы сами убедитесь в необходимости этого. Не пренебрегайте таблетками, они необходимы для вашей диеты. Не удивляйтесь меню и не задерживайтесь с обедам. Меню составлено рационально, с расчетом на здоровый коллектив из представителей обоих полов, находящихся здесь в особых условиях. Благодарю вас.
Щелк.
И в тот момент, когда умолк репродуктор, конвейер пришел в движение. И лишь тогда я понял, о чем, собственно, говорил женский голос. До этого я не обратил внимания на то, что длинный, огромный, на всю стену стол покрыт пластиком, который сейчас медленно скользил из одного конца зала в другой. По этой движущейся ленте к нам приближались судки и тарелки и проплывали дальше до тех пор, пока первые порции не достигли противоположного конца. Затем конвейер остановился: уставленный посудой и приборами, теперь он действительно походил на стол. Тут меня ждал новый сюрприз: оказалось, посуду нельзя было сдвинуть с места. Даже моя чашка, стоящая рядом с тарелкой, была соединена со столом с помощью спиральной пружины и стояла на намагниченной подставке. То же самое с ложкой: и она была связана со столом пружиной. Словом, ни ложку, ни чашку нельзя было унести. Я вспомнил, что в конторах аналогичным образом обеспечивалась сохранность карандашей и ручек, которые привязывались к окошкам, чтобы их не унесли рассеянные посетители, и невольно усмехнулся. Однако не думаю, чтобы кто-нибудь из нас обиделся, увидев это, поскольку здесь «привязка» преследовала иную цель. Я представил себе, что магнитная подставка не только удерживает чашку во время движения конвейерной ленты по столу, но и тогда, когда лента покидает обеденный зал через нишу, опрокидывается и попадает со всем, что на ней есть, в посудомоечный агрегат. Позже я убедился в правоте моих предположений: весь процесс был автоматизирован — от расфасовки до мойки.
Ну а сама еда? Увы, разочаровала. И если обедающие обошли этот вопрос молчанием, то скорее всего потому, что в тот день сюрпризы обрушивались на нас один за другим. Еды было мало, и она была безвкусной. Каждая порция представляла собой кусок какой-то массы красноватого цвета — конечно, искусственного происхождения — ее поедали ложкой. Были еще три таблетки, которые я проглотил вместе с бледно-желтой жидкостью из чашки.
Сам не знаю, зачем я так подробно описываю все это, может быть, потому, что первые впечатления были наиболее сильными. Нередко случается, что наша память предпочитает хранить именно самые незначительные факты. Как бы то ни было, первый обед (запомнился мне как событие особой важности.