Седьмой
Шрифт:
– А что сделаешь? Это наиболее знакомое и хорошо получающееся у меня направление магии.
– И ты, скрипя зубами, согласился?
– Адамир пообещал хорошее вознаграждение.
– Сдается, ты опять лжешь. Что-то мне подсказывает, что больше чем деньги тебя интересует тот самый меч? Тебе нужна сила, которую он может дать! Не так ли? Ведь ты не оставил мысли о мести?
– Я думал об этом, – уныло признался Берсень. – Меч явно мне не по зубам. Но за время похода я могу научиться многому. Ничто так не укрепляет магические навыки, как боевой
– Другими словами, ты утверждаешь, – повысил голос Воисвет, – что не являешься соглядатаем Адамира?
– Я? Соглядатаем? – Юноша заволновался. – С чего ты взял? Я никогда…
– Или он приставил тебя для других дел?
– Для других? Каких?
– Не будь ты магом, я бы сказал, что ты не лжешь, – проворчал Воисвет. – Я, знаешь, чую, когда мне врут.
– Я правда не лгу!.. Чтобы доказать искренность, я могу сообщить кое-что интересное про Адамира.
– Ну давай, сообщи.
– Он не просто сильный маг. Он очень могущественный, настолько могущественный, что я почти не ощущаю его волшбы, только по вторичным признакам, это когда воздействие…
– Не надо подробностей, – перебил его князь. – Но ведь если… Постой-постой…
Воисвет сел, ощущая, как забилось от возбуждения сердце.
– Ох не зря я подозревал, ох не зря! Ну конечно же это объясняет его неожиданное и весьма своевременное появление!.. А ты, парень, ты хоть понимаешь, что это значит?
– Что? О чем ты говоришь?
– Если он маг, да еще, как ты говоришь, могущественный, на кой ляд ему понадобились простые смертные? Пусть и разбавленные магом-недоучкой?
– Но я ведь рассказывал, не всегда маг может использовать магию…
– Я помню! – рявкнул Воисвет. – Но это не имеет значения, парень. Эти сказки о цене для дураков!.. Нагляделся я на твоих магов за свою жизнь. И знаешь, что я понял? Нет? Правильно, молод еще! Так вот, это подлое племя никогда не доверит важное дело простому смертному! Никогда! А если Адамир доверил, значит, ему нужен от нас не только и не столько этот меч, ему нужно кое-что другое!
– Но что?
Они сидели какое-то время молча, пялясь друг на друга сквозь темень. Воисвет на кровати, Берсень, скрестив ноги, на полу. Наконец князь покачал головой и тихо сказал:
– Хотел бы я ответить на этот вопрос.
Ясность мышления вернулась к Горяю только на сеновале. Рухнув в копну сена и блаженно вытянувшись, он окончательно сообразил, куда его поместили на ночь. Нахмурился было, раздумывая, не высказать ли князю пару теплых слов, но накануне ожидаемой и наверняка незабываемой встречи с Ивой разозлиться никак не поручалось. Губы складывались в улыбку сами по себе, против воли.
– Вот, брат, так всегда и происходит, – проворчал он. – Благородные господа в дом, а чернь во двор! И то, что ты витязь, похоже, роли особой не играет. Впрочем, как я думаю, в воины-то ты попал недавно.
Богатырь молча полез в сено с другой стороны.
– Признайся, Булыга, ты ведь тоже из простых? У сотника сна не было ни в одном глазу. – Небось пару лет назад еще землю пахал, пни корчевал?..
– Ну а тебе-то что?
В голосе богатыря слышалось неприкрытое раздражение. Уж кто – кто, а Булыга никогда не жаловался на бессонницу. Тем более, в такое позднее время. Тем более, что Горяй напоминал ему о прошлом. О том самом прошлом, которого богатырь стыдился и старался забыть.
Однако перевозбужденного сотника не могло сейчас смутить ничто и никто.
– Да я ведь тоже не благородных кровей. Я ведь, брат, сын кузнеца. Да только не заладилось у меня что-то с кузнечным делом. Отец-то поначалу порол, пытаясь наставить на путь истинный, а потом рукой махнул. А я все больше с оружием возился. Отец, бывало, выкует что на заказ, а пока покупатель не заберет, я с ним упражняюсь. Сначала, помню, даже отец кое-чему учил, а потом уж я сам. Ты не поверишь, но до многого из того, чему на воинской службе учат, я дошел сам, в одиночку.
– А как же ты в сотники-то попал? – Враждебность витязя постепенно таяла.
– Да вот все так же. Упражнялся как-то мечом во дворе, а тут сотник княжеский за оружием приехал. Глянул он на меня, посмеялся и велел отцу больше меня пороть. Вот тут-то я и осерчал, да наговорил ему всякого, щас уж и не припомню, я ведь человек прямой, что думаю, то и говорю.
– Да уж, язык у тебя что помело, – вставил Булыга.
– И приказал тогда сотник бывшему с ним воину проучить меня. – В голосе Горяя послышалось нескрываемое удовольствие. – Представляешь картину – вооруженный до зубов воин и я в одних портках да с мечом.
– Страшно было?
– Что ты! Я тогда считал себя великим и непобедимым воителем. И щерился ничуть не меньше того воина.
– Значит, намял он тебе бока, – усмехнулся богатырь.
– Ошибаешься. Он и взмахнуть-то успел мечом один раз.
– Врешь! Не может того быть!
– Точно говорю! Но если честно, плохонький он был воин, месяца три-четыре на службе, не больше. Я у него вмиг меч выбил, сделал подножку, и пошел он носом землю пахать! Ты не представляешь, как меня распирало тогда от гордости, ох как распирало!
– А потом?
– Ну а потом сотник подослал парня покрепче и поопытнее. Этот-то бока и намял как следует… Однако сотнику я все-таки приглянулся, так и попал я к Велиславу в замок. И понеслось дальше, понеслось, уже через год не было мне равных на мечах.
Горяй замолчал, решив не говорить о том, что первое время свое мастерство мечника он проявлял исключительно в стычках с разъяренными мужьями соблазненных им женщин.
– Так и я своему князю тоже на глаза случайно попался, – сказал Булыга. – Зимой это было, ходил я в лесу капканы проверял, да там и наткнулся на него. Охотился князь Баломир, и уж не знаю как, но умудрился он под упавший ствол попасть. Люди его вокруг суетятся, но даже толпой ель не могут сдвинуть, ну я и подсобил малость, убрал.