Седое золото
Шрифт:
— Да вы у нас — прямо Мичурин! — пошутил неуклюже Ник. — Надеетесь, что яблоки на берёзе вырастут?
— Вы что же думаете, «негл» вам в кружки наливать будут? — отпарировал Вырвиглаз. — Откуда в Магадане кружки? Если пиво в кружках — это уже и не Магадан будет. Сейчас банки помоем, и вперёд…
Расположились на старом заброшенном пирсе, на пустых деревянных ящиках, которые в этих краях повсеместно заменяли собой скамейки.
В воде, среди мазутных пятен, плавали многочисленные голубые и зелёные льдины.
Выпили «негла», передавая по кругу банку, закурили.
— Ну вот, совсем другое дело! — сказал Вырвиглаз, довольно посматривая на подопечных. — Глаза уже у всех нормальные — пропала желтизна. Да и лица уже лица напоминают.
— Спасибо, Владимир Ильич, выручили! Теперь вы для нас — отец родной и волшебник в одном лице, значит! — от лица всего коллектива искренне поблагодарил Ник.
Банкин задумчиво оглядел плавающие льдины.
— Искупаться, что ли, соблюдения принципов ради? — вопросительно покосился на приятелей.
Но желающих составить ему компанию почему-то не наблюдалось.
Вздохнул Гешка разочарованно, взял в руки пустую стеклянную банку да и потрусил по пирсу — за добавкой.
— А это кто? — вырвалось у Ника. — И каждый раз, пройдя меж пьяными, всегда без спутника, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна…
Мимо них шла, вернее — шествовала, очень-очень красивая женщина. Чуть-чуть за тридцать пять. Гордая королевская осанка, грива роскошных чёрных волос, глаза — словно два голубых светлячка. Красавица была одета совершенно необычно для этих мест, где прочно преобладали ватники и бушлаты: городской кожаный плащ, туфли на высоком каблуке, крохотная изящная шляпка, стильная дамская сумочка — в цвет туфлям и шляпке.
Вырвиглаз тут же вскочил со своего ящика и торопливо поздоровался:
— Здравствуйте, Маша! Как у вас дела? Какие новости?
— Здравствуйте, Владимир! У меня всё по-старому, без новостей. — Женщина грациозно кивнула Вырвиглазу в ответ и гордо прошла мимо.
Отойдя от компании метров на двести, незнакомка подошла к краю пирса и замерла, неотрывно всматриваясь в морские просторы.
Ник вопрошающе посмотрел на Вырвиглаза, но тот, притворяясь непонимающим, отвернулся.
Примчался Гешка с полной банкой пива, затараторил возбуждённо:
— Тут такая женщина проходила — королева прямо! Кто это, Владимир Ильич? Не знаете, часом?
— Ну, Владимир Ильич, миленький! Расскажите! А? — попросил Ник. — Интересно же!
Помявшись для приличия, Вырвиглаз всё же снизошёл к просьбам:
— Хорошо, висельники — извините за этот неоднозначный эпитет, — так и быть, расскажу. Тем более что молоды вы ещё — до умиления. Вам такие истории весьма и весьма полезны быть должны. Слушайте же. История эта прекрасна и страшно романтична. А суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, — это кружка чёрного пива «негл», выпитая в нужном месте, в нужное время и в правильной компании…
О том, как Мария Николаевна осчастливила Магадан своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого: двухлитровую банку чёрного «негла» и свежий анекдот с Большой земли, обязательно — политический.
Итак, незадолго до нового, 1929 года Мария Николаевна Сазонова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в пивном баре «Висла» за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался «пиво», и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
В те времена в так называемой интеллектуальной среде это считалось достаточно модным и почетным занятием. Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
За соседними столиками оживлённо переговаривались влюблённые парочки.
В углу зала молодой человек небрежно прикасался к клавишам рояля и, отчаянно грассируя, что-то негромко напевал.
В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его отнюдь не столичном происхождении.
Это был не кто иной, как Семён Походня — коренной житель славного города Магадана, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Красный Октябрь", перевозившего особо стратегически важные для северо-востока страны товары: красную рыбу и тюлений жир.
Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по кружечке вышеупомянутого светло-жёлтого напитка.
Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется «пиво», моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
Засучив рукава бушлата, он своей крепкой загорелой рукой, не торопясь, обхватил горло несчастного бармена, требуя немедленно объяснить смысл этой несмешной шутки.
После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный Семён решил простить глупого бармена и даже, достав из своего бездонного походного баула объёмистую флягу, сработанную из моржовой шкуры, угостил всех желающих благородным магаданским "неглом".
К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
Но Мария Николаевна осталась сидеть на прежнем месте.
Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего неожиданного собеседника, но ничуть не испугана, — ведь общеизвестно, что напугать ленинградскую комсомолку гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
— Милая Мария! — чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк. — Отведайте, пожалуйста, благородного «негла». В его вкусе — вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза — и вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу — прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой. Стада северных оленей, пугливых и грациозных, как наши детские сны. Беспокойные, никогда не засыпающие птичьи колонии, и океан, великий Северо-Ледовитый океан… О, Мария, как жаль, что я не родился поэтом.